квалифицированный. И тебе точно известно, что нет необходимости присылать его из Союза — и здесь кадры найдутся. Я могу сесть и сам на машинке напечатать, ты только подпишешь. Ну, а я наложу резолюцию, что согласен и прошу немедленно решить вопрос. Согласуем с Сережей, — он кивнул в сторону напряженно внимавшего посла. — Сережа моментально составит бумажку по своей линии: мол, считаю целесообразным направить в распоряжение товарища Мазура Ирину Федоровну Аристову, квалифицированного специалиста, выпускницу МГИМО. Характеристики отличные, партийные органы не возражают… В два счета оформим вольнонаемной… А?
— Да, пожалуйста, — пожал плечами Мазур. — Если вы и в самом деле напишете, будет и вовсе прекрасно, терпеть не могу писанины…
— Напишу нынче же! — заверил просиявший Панкратов. Игриво подтолкнул Мазура локтем. — Между прочим, очаровательная девушка, и незамужняя. А ты ведь у нас холостякуешь? И папа, знаешь ли, солидный… Может, и глянетесь друг другу? Хорошая парочка получилась бы, Сережа?
— Недурственная, — поддакнул столь же сияющий посол и, как нетрудно было догадаться, потянулся к бутылке. — Давайте за успешную работу, товарищи?
— А с геологами как? — поинтересовался Мазур. — В конце концов, тоже государственное дело и большая политика…
Посол поморщился:
— С геологами все уладить будет проще простого. Пошлю к ним Нифантьева… — он кивнул на дверь. — Того, что вас сюда доставил. Работничек, откровенно говоря, никакой, в посольстве от него толку мало, а французским владеет прилично. Куда он денется, имея прямое указание?
Стопки опустели.
— Везет тебе, Кирилл, — опять-таки игривым тоном, видимо, окончательно отрешившись от дел, сказал Панкратов. — И переводчик у тебя будет отличный, и красотка под боком, ухаживать можно, сколько влезет… — он спохватился. — То есть, конечно, не забывая о главной миссии… Понимаешь тонкости?
— Так точно, — сказал Мазур.
Панкратов склонился к его уху, понизил голос:
— А вот если между нами, мужиками… Ты уж тут пообтесался… Эти местные мадемуазели, они как, и правда очень даже ничего? Меня из аэропорта везли на приличной скорости, я даже народ на улицах толком не рассмотрел…
Ухмыльнувшись ему с видом заговорщика, Мазур ответил в тон:
— Познакомлю, Семен Иваныч, сами оцените…
— Да я так… — жеманно сказал Панкратов, вильнув взглядом. — Исключительно из теоретического любопытства…
— Сема, не дрейфь! — сообщил посол. — Я тебя не заложу, сам знаешь… Могила!
«А почему бы и нет? — цинично подумал Мазур. — Поговорить с той же Жулькой, подсунуть ему красотку из женского батальона. Укатает старого хрена по полной, меньше будет над душой торчать и лезть с идейным руководством. И потом, неплохой компроматик получится на всякий пожарный. Лаврик бы такой ход мыслей одобрил…»
Потом ему пришло в голову: неплохая хохма выйдет, если эта доченька номенклатурного папы окажется голубоглазой блондинкой. Уж Папа-то ее ни за что не пропустит… Ну, если что, сама в столицу рвалась из глуши, где львы рявкают…
В дверь постучали — деликатненько, но очень настойчиво.
Вжихх! Над столом словно невидимый вихрь пронесся. Мазур и глазом моргнуть не успел — так молниеносно посол упрятал в стол все, противоречащее антиалкогольной кампании. Этакое проворство сделало бы честь любому армейцу, с уважением смотреть начинаешь…
Откинувшись на спинку кресла, сжав подлокотники, посол старательно придал себе позу трезвую и величавую. Громко сказал:
— Войдите!
В кабинет просочился незадачливый холуек Нифантьев, еще не подозревавший о грянувших в его судьбе переменах. Почтительно сообщил:
— Василий Игнатьевич, в посольство прибыл адъютант президента, он разыскивает товарища Иванова, говорит, дело неотложное…
— Просите, — сказал посол, вот чудо, выглядевший трезвехоньким.
Вскоре в кабинет вошел, четко печатая шаг и позвякивая медалями, чернокожий верзила в белоснежном мундире, украшенном пышными аксельбантами, — один из трех адъютантов Папы, капитан Зулеле. Болван редкостный, но это и правильно: в таких местах умные адъютанты то с иностранной разведкой свяжутся, то к заговору примкнут, а то и, чего доброго, пальнут патрону в спину (что Мазур однажды видел своими глазами, хоть и далеко отсюда, и, собственно, не в Африке).
Старательно вытянувшись и взявши под козырек, Зулеле отчеканил:
— Господин полковник, машина ждет внизу! Генералиссимус просит вас прибыть немедленно!
— Поедемте, — сказал Мазур, встал и взял фуражку.
— Кирилл! — воззвал Панкратов. — А рапорт?
— Сами напечатайте, Семен Иваныч, ладно? — сказал Мазур. — Будет время, подпишу. Сейчас некогда, президент срочно вызывает…
Панкратов уставился на него с нешуточным уважением, даже рот приоткрыл.
Глава седьмая
Школьные торжества с местным колоритом
Обстановка была самая мирная, благолепная, смело можно сказать — культурная и интеллигентная. Душа должна радоваться.
Обширный актовый зал украшен гирляндами свежих цветов и розетками колеров национального флага. Сотни две учениц, разбитых, разумеется, по классам, стояли прямо-таки шпалерами, в строгом порядке, как гвардейский полк на смотру. Понятное дело, все, от самых маленьких до выпускниц, в форме лицея святой Женевьевы: клетчатые юбки на манер шотландских, синие жакеты с золоченым овальным знаком на левом лацкане, белые блузочки, голубые галстуки в серую полоску, белые гольфы, черные туфли старомодного фасона. Причем юбки той же длины, что была введена при открытии лицея французами в пятьдесят втором, прикрывают коленки, а жакеты, упаси боже, не в обтяжку, чуточку мешковатые. Классные дамы, стоявшие на левом фланге с видом ротных командиров, обмундированы почти так же: только юбки черные, галстуки не в серую полоску, а в золотистую, да медальоны помещаются не на лацканах, а на маленьких черных шапочках. Точно так же одеты дамы-преподавательницы (ни одного мужчины, согласно строгим традициям лицея!), стоявшие шеренгой слева от невысокой сцены (разве что среди них там и сям вкраплены монахини в черно-белых одеяниях и белых чепцах — заведение не церковное, светское, но монахинь среди училок примерно четверть).
Правда, некоторые веяния новых времен все же налицо: среди учениц белых и черных лиц примерно половина на половину (а в колониальные времена, чтобы сюда попасть, черная девочка должны была принадлежать к особо уж знатной семье). Примерно то же соотношение среди учительниц и классных дам да и монахинь-негритянок хватает.
Французы в свое время неплохо постарались для себя, родимых — до сих пор школа считается чуть ли не тем, что Оксфорд в Англии или Гарвард в Штатах, очень многие из здешней элиты, и черной, и белой, до сих пор отправляют дочерей сюда, а не в Европу, да и иностранок хватает. Одним словом, здешняя девушка из хорошего общества, не закончившая сей лицей, по неписаной табели о рангах стоит на ступенечку ниже, пусть даже обучалась в какой-нибудь весьма респектабельной европейской школе (кстати, и Принцесса отсюда выпорхнула, и Таня Акинфиева).
Соответственно, и Папа со свитой десятка в два человек, как тонкий политик, в полной мере откликнулся на требования текущего момента — он красовался не в обычной своей павлиньей униформе, а в белом смокинге с розеткой Почетного легиона в петлице и пересекавшей белоснежную манишку
