я ни старался, потрясения скрыть мне не удалось: впервые в жизни я видел столько бинтов на одном человеке. Она вся была обмотана марлей: открытыми оставались только кончик носа и полные губы. Большие очки с желтыми стеклами защищали глаза от яркого света. Ни один волосок не выглядывал из-под капюшона. Локти и колени были закованы в металлические корсеты. На этого человека даже смотреть было больно.
Она подняла руку и выставила два пальца в виде знака «Виктория». Зой Эпплквист вытряхнула из пачки сигарету, раскурила ее и аккуратно пристроила между расставленных пальцев забинтованной подруги. Бирма Дауни жадно затянулась и неторопливо выпустила дым. Тут я заметил у нее на коленях грифельную дощечку и желтый мелок.
— Присаживайтесь, — попросила Зой Эпплквист, и я устроился на стуле. На Клариссу, которая стояла в дальнем конце комнаты, Зой не обратила ни малейшего внимания. — Выпить не желаете, господин Частин?
— От рома не откажусь, если у вас есть, — сказал я.
Спортсменка взглянула на Тиффани, та очаровательно надула губки, расплела свои длинные ноги и встала с дивана. От небольшой кухоньки гостиную отделяла длинная стойка с бутылками и бутылочками. Покачивая «достоинствами», девушка подошла к стойке. Я сказал ей вслед:
— Крепкий.
Тиффани обернулась и проронила:
— Спасибо.
Теперь настала очередь Зой Эпплквист закатывать глаза.
— Он не про твой зад, а про ром, Тиффани. Крепкий — значит, безо льда, — сказала она. — Просто налей в бокал и неси сюда.
Блондинка налила темного рома «Майерс», а я его не слишком люблю — быстро дает по мозгам. Все молчали. Наконец Тиффани вернулась в комнату и протянула мне бокал.
— Крепенький, — сообщила она и направилась к своему излюбленному дивану.
Зой Эпплквист обратилась ко мне:
— Господин Частин, вы, вероятно, в курсе дела: Бирма получила травму и разговаривать не в состоянии.
— Догадываюсь. — Я кивнул в сторону кресла-каталки. — Сочувствую.
Хозяйка не ответила. Похоже, о сигарете она совсем позабыла: на кончике повис длинный столбик пепла, который на глазах отвалился и упал ей на колени. Зой забрала доску, стряхнула пепел в стоящую возле дивана мусорную корзину и поинтересовалась:
— Бирма, милая, ты больше не хочешь курить?
Перебинтованная голова под капюшоном чуть дрогнула, еле заметно. Я принял это за кивок. Бирма вообще сидела как обдолбанная. Наверное, будь я так переломан, я бы тоже закинулся под завязку.
— Я расскажу все, что знаю. Бирма поправит в случае чего, — сказала Зой. — Вчера вечером после вашего ухода мы заметили, что лорда Дауни нигде нет. — Она кинула взгляд в дальний угол зала, где, потупив глаза, стояла Кларисса. — Все, естественно, на уши встали. Искали его до поздней ночи. С утра возобновили попытки. Прочесали остров — пропал человек, как не бывало. Вернулись домой около полудня и обнаружили вот что.
Она сунула руку в карман юбки, извлекла оттуда хромированный сотовый телефон и протянула мне. Я повертел его в руках — ничего особенного, трубка как трубка — и вернул ей.
— Он лежал на опоре ограды. Нам сначала и ни к чему: мало ли, кто-нибудь из прислуги оставил, — ну и забрали в дом. Он спокойно лежал себе вот тут, на журнальном столике, и вдруг как зазвонит. Я взяла трубку. Какой-то мужской голос попросил хозяйку дома. Я ответила, что Бирма говорить не может, и предложила передать сообщение через меня. Так звонивший как с цепи сорвался: «И без тебя знаю, дура. Но ведь уши-то у нее не отсохли?» Короче говоря, мне такой тон не понравился, и я дала отбой. Этот грубиян тут же перезвонил и пригрозил, что «старик умрет, если сейчас же не позовут к телефону его дочь». Я передала трубку Бирме. Он что-то ей говорил, я пыталась слушать, но разобрать было сложно. Бирма потом все записала. Вот, почитайте.
Зой вручила мне лист бумаги, на котором дрожащей рукой были выведены слова:
«Твой отец у нас. Вместе с Барбарой Пикеринг. Готовьте два миллиона. Мы еще позвоним».
Я снова и снова перечитывал записку, когда до меня донесся голос Зой:
— А вот это они оставили вместе с телефоном.
И, вынув из кармана шарфик, протянула его мне. Тот самый, с малюсенькими дельфинами — с теми, которые на счастье.
Глава 28
Я глубоко вздохнул — от сердца отлегло. Будто что-то внутри оборвалось и освободило меня. Барбара жива. Жива! У меня в руках ее шарф — пусть эфемерная, но связь между нами. Я прижал к щеке тряпицу, пропахшую океаном, расправил, аккуратно сложил и сунул в карман.
Потом я допил ром.
— Еще? — предложила Тиффани.
— Да, спасибо, — ответил я.
Я вернул листок Зой. Она продолжала:
— Час назад он опять звонил и снова категорически требовал к телефону Бирму. На этот раз он сказал вот что.
Зой протянула мне листок.
«Если мы договорились, приготовь к понедельнику двести пятьдесят тысяч. Мы с тобой свяжемся».
Тиффани вручила мне бокал и одарила ласковой улыбкой.
Я спросил Зой:
— Вы связались с полицией?
Ответить она не успела: из инвалидной коляски послышался тяжкий стон, больная затряслась и выронила сигарету. Зой подняла и затушила окурок, а Бирма взяла мел и стала торопливо черкать на доске. Когда она закончила, Зой прочла запись и протянула доску мне.
«Никакой полиции!» — говорилось там.
Зой похлопала Бирму по плечу:
— Хорошо, милая, ты только не волнуйся. — И обратилась ко мне: — Мы с Бирмой на эту тему уже поговорили. Она не хочет привлекать полицию. Не доверяет, ведь под угрозой жизнь отца. Вы наверняка тоже не хотите подвергать опасности свою подругу.
— Что же вы предлагаете?
Бирма Дауни снова принялась водить мелом по доске. На этот раз надпись гласила:
«Достаньте деньги».
Я пробыл в особняке еще час: мы обсуждали, где взять требуемую сумму.
Зой Эпплквист заверила, что достать деньги на первый взнос не составит труда. Причем уже к завтрашнему утру. Вроде бы они с Бирмой все обсудили и через пару дней — если поторопить лондонских банкиров — удастся набрать и оставшиеся семьсот пятьдесят тысяч. Итого, их доля выкупа окажется погашенной.