— Полагаю, речь идет о двух-трех неделях. Понимаю, время сейчас горячее и без нее вам придется нелегко, однако за последние месяцы Нэнси сильно сдала и нуждается в отдыхе. Думаю, небольшой отдых в кругу друзей пойдет ей на пользу. Разумеется, я буду, по мере возможности, помогать вам. Конечно, во время отсутствия Нэнси состоится несколько торгов, которые мне не хотелось бы пропускать, но я предлагаю вам сопровождать меня.
Вирджиния удивленно вскинула брови: до сих пор он ни разу не предлагал ей поехать с ним на торги.
— Как! — воскликнула она. — В этом есть необходимость?
— Мисс Китс, вы не устаете повторять мне, что я ваш работодатель. Поэтому предлагаю рассматривать мое предложение не как развлечение, а как часть вашей работы. И в этом нет никакого противоречия: я должен иметь под рукой секретаря, чтобы тот оформил все документы, если я захочу приобрести лошадь. — Он на мгновение смолк, читая смятение в глазах Вирджинии. — Я прекрасно понимаю, что, когда Нэнси уедет в Истбурн, мы останемся в Стэнфилде вдвоем. Очевидно, нам придется много времени проводить вместе. Однако позвольте вас успокоить: обещаю, что буду вести себя, как подобает истинному джентльмену. Я не позволю себе забыть о том, что вы — мой наемный работник. Что скажете? У вас есть возражения?
Вирджиния смешалась.
— Да нет… разумеется… только я должна присутствовать на свадьбе сестры. — Она боялась, что, если не поедет на свадьбу, мать никогда ей этого не простит. — Если Нэнси не вернется к тому времени, боюсь, мне придется просить несколько дней отгула.
— Когда состоится свадьба?
— Через месяц.
— Не беспокойтесь, Нэнси уже вернется. — Всю его серьезность вдруг как рукой сняло, он улыбнулся добродушной, обезоруживающей улыбкой. — Вы хорошо потрудились в последнее время, мисс Китс, а потому заслуживаете большего, нежели просто несколько свободных дней. Когда поедете на свадьбу, можете считать, что вы в отпуске.
— Спасибо, я постараюсь, — ответила Вирджиния, более озабоченная перспективой остаться в Стэнфилде вдвоем с Ричем, нежели приготовлениями к свадьбе сестры.
Она сомневалась, удастся ли ей сохранить стойкость, постоянно находясь с ним с глазу на глаз, остаться на уровне чисто деловых отношений, словом, не ручалась за себя…
— Спокойной ночи, полковник Дикерсон.
Рич провожал ее взглядом, и глаза его в тот момент сверкнули каким-то хищническим блеском. Как бы ни старалась мисс Китс казаться холодной и индифферентной, между ними уже возникло стойкое, непреодолимое сексуальное влечение, которое рано или поздно должно было заявить о себе. Он не лгал, когда говорил, что заинтригован ею, потому что его влекло к ней как ни к одной другой женщине, она возбуждала его чувственность, на которой он уже давно, после своего трагического брака с Оливией, поставил крест.
Рич сам предложил Нэнси погостить у друзей в Истбурне, хотя это и не была сознательная уловка, продиктованная подспудным желанием остаться наедине с Вирджинией. И все же он слукавил бы, если бы сказал, что такая перспектива ему вовсе не улыбается. Рич хмыкнул, явно довольный собой. Как знать, может, к тому моменту, как вернется Нэнси, ему удастся укротить строптивую Вирджинию…
5
На другой день Вирджиния отправилась на чердак, чтобы составить опись старой мебели, которую предполагалось выставить на продажу. Многое из того, что предстало ее взору, было знакомо ей еще по Иденторпу: в основном это была громоздкая дубовая мебель в якобитском или елизаветинском стиле, вычурная и неудобная.
И все же ей удалось извлечь из-под вощеного полотна четыре изящных — только чуть-чуть поцарапанных — стула красного дерева, в которых она — по характерной веерообразной спинке — безошибочно угадала «хепплуайт». Вирджиния отставила стулья в сторону с тем, чтобы позже отдать их на реставрацию. Она подумала, что они слишком красивы и ценны, чтобы выбросить их на распродажу. Затем взгляд ее упал на небольшое старинное канапе в стиле английского ампира. И хотя Вирджиния понимала, что ампир давно вышел из моды, она живо представила себе, как канапе будет смотреться, если сменить обивку, и решила, что его тоже стоит сохранить.
В самом углу стоял довольно элегантного вида туалетный столик, ящики которого были битком набиты всевозможными бумагами. Аккуратно вытащив ящики, Вирджиния извлекла из них бумаги — в основном это были старые счета, относящиеся еще к довоенному периоду. Прежде чем сунуть их в картонную коробку и отнести вниз, Вирджиния бегло просмотрела пыльные листки. Рич наверняка прикажет все это сжечь.
Задвинув ящики обратно, Вирджиния подобрала с пола стопку бумаг, которая, очевидно, выпала из глубины столика, когда она выдвигала ящики. Полагая, что никакой ценности они не представляют, она положила стопку в картонную коробу и уже хотела повернуться, чтобы заняться очередным предметом мебели, как вдруг что-то во внешнем виде бумаг привлекло ее внимание, и она остановилась.
Стопка, скрепленная обычной канцелярской скрепкой, состояла примерно из пяти листов. Вытащив их из коробки, Вирджиния сразу поняла, что перед ней не что иное, как письма. Без всякой задней мысли она принялась рассеянно скользить взглядом по строчкам и вскоре поняла, что на глаза ей попалось нечто очень личное.
Это были любовные письма, адресованные Оливии Дикерсон, покойной жене Рича. Туалетный столик, должно быть, когда-то принадлежал ей, и, видимо, она хранила их в самой глубине одного из ящиков, подальше от посторонних глаз.
Движимая безотчетным любопытством Вирджиния машинально перевернула страницу, чтобы прочитать имя корреспондента, поскольку она сразу поняла, что почерк, которым было написано письмо, не мог принадлежать полковнику Дикерсону. Подпись гласила: «Дорогой Оливии, с любовью, обожающий тебя Глен».
Читать дальше Вирджиния не желала. Это было не в ее натуре. Она сидела, задумчиво глядя перед собой, задаваясь вопросом: как со всем этим поступить? И не находила ответа. Из содержания письма можно было заключить, что, пока Рич был во Франции, его жена завела роман. Если он знал об этом, тогда становилось понятным, почему в семье избегали упоминать ее имя.
Вирджиния подумала, что для всех будет лучше, если она уничтожит письма, сделает вид, что ничего не знает об их существовании. Однако имела ли она на это право? Но и передать их Ричу Вирджиния тоже не могла. Больше всего ей не хотелось причинить ему боль, ведь вполне вероятно, он и не подозревал о неверности жены. Наконец она решила отдать их Нэнси — уж та сообразит, как поступить с этим эпистолярным наследием. Сунув письма в карман, Вирджиния вышла в сад.
Нэнси слыла заядлым садоводом, и ее часто можно было встретить в оранжерее среди грациозных гвоздик, благоухающих орхидей и всевозможных экзотических растений помогающей старшему садовнику. Оранжереи примыкали к саду-огороду, где выращивали не только овощи, но и вкуснейшие персики, нектарины и виноград. У кирпичной стены, окружавшей сад, росли кусты камелии. Когда они расцветали, то за разноцветными лепестками не было видно зелени.
Вирджиния нашла Нэнси под навесом, где та рассаживала саженцы в горшки. Она была в синем шелковом платье, зеленом грубого сукна фартуке и перчатках. Перед ней на столе лежали кучки земли, смешанной с песком, и лиственного перегноя.
Увидев Вирджинию, она широко улыбнулась.
— Привет, Джин! Каким ветром тебя сюда занесло? Хочешь попробовать себя в садоводстве?
— Нет, у тебя это лучше получается, — ответила Вирджиния, отметив про себя, что Нэнси, несмотря на внешнюю браваду, действительно выглядит уставшей и ей самое время отдохнуть в кругу друзей, подышать морским воздухом.
Заметив, что девушка явно не в своей тарелке, Нэнси смерила ее пристальным взглядом. В глазах у
