Вирджинии застыла тревога.
— Дорогая моя, что с тобой? — всполошилась Нэнси. — Ты какая-то бледненькая. Что-нибудь случилось?
— Да… то есть нет… я, право, не знаю. — Вирджиния подошла ближе, опасливо озираясь по сторонам, словно желая убедиться, что они одни. — Я была на чердаке, разбирала старую мебель, которую полковник Дикерсон хотел продать. На глаза мне попался старый туалетный столик, в ящиках было полно бумаг. Я выдвинула ящики и наткнулась на какие-то письма. — С этими словами она извлекла письма из кармана и протянула Нэнси. — Никак не могла решить, как с ними поступить, но потом подумала, что лучше всего показать тебе.
Нэнси отложила в сторону садовый совок, сняла перчатки, вытерла ладони о передник, взяла из рук Вирджинии сложенные листки и уверенно, словно заранее зная, что в них, развернула. Прочтя первые несколько строк, она вдруг тоскливо закатила глаза, точно не в силах продолжать. Затем исполненным безысходного горя взором она посмотрела на Вирджинию, и той показалось, что у нее на глазах Нэнси состарилась на добрые десять лет. Губы ее были плотно сжаты, как будто она боялась, что иначе не сможет сдержать захлестнувших ее эмоций.
— Ты знаешь, что это такое? — спросила она. — Ты прочла их?
— Нет, только взглянула, — вполголоса промолвила Вирджиния, чьи глаза увлажнились от жалости и сострадания. — Я лишь успела понять, что не следует отдавать их полковнику Дикерсону.
— Правильно решила, Для него это связано с тяжелыми, болезненными воспоминаниями, которые лучше оставить в прошлом. Я бы предпочла, чтобы он никогда не узнал о существовании этих писем. Пусть все останется между нами. Ты понимаешь меня, Джин?
— Да. Поэтому я и отдала их тебе.
Нэнси тяжело вздохнула, сняла передник и положила его на стол.
— Пойду в дом. Все это так неожиданно.
Вирджиния проводила Нэнси взглядом, отметив, что та идет непривычно ссутулившись. Она уже хотела последовать за ней, как вдруг увидела упавшую на дорожку тень. Вирджиния оглянулась. Перед ней стоял Рич. Она была настолько поражена его внезапным появлением, что на мгновение лишилась дара речи и только изумленно взирала на него, мучимая вопросом: давно ли он подошел и много ли из сказанного ими успел услышать?
— Прошу прощения, что напугал вас, — произнес Рич. — Я как раз искал вас и увидел, что вы разговариваете с Нэнси. — На лбу у него пролегла озабоченная складка. — Как она?
— Нормально, — ответила Вирджиния, отведя взгляд, она надеялась, что он ничего не заметил. — Ей что-то нужно в доме. А зачем вы меня искали?
— Хотел предложить вам верховую прогулку. Из Ирландии привезли несколько гунтеров из тех, что я приобрел. Думаю, один из них вам подойдет.
Он снова посмотрел в сторону Нэнси, которая в тот момент поднималась по ступенькам. Воспользовавшись случаем, Вирджиния устремила на него исполненный обожания взгляд. Рич был экипирован для верховой езды: в шерстяных бриджах, черных начищенных до блеска сапогах, в черном же облегающем камзоле, — высокий, статный, прекрасно сложенный, глаз не оторвать.
Словно почувствовав на себе ее взгляд и будто осознавая собственную неотразимость, Рич снисходительно улыбнулся.
— Что скажете? — промолвил он.
— Пожалуй, — ответила Вирджиния. — С удовольствием. Только я должна переодеться. Вы подождете?
— Тогда встретимся возле конюшни.
Когда Вирджиния, высокая и элегантная, в широкой юбке для верховой езды и шапочке с вуалькой, придававшей лицу загадочности, появилась во дворе конюшни, Рич смерил ее взглядом, в котором сквозило одобрение.
Конюх как раз заканчивал приторачивать женское седло на спину предназначавшейся Вирджинии гнедой кобылы. Жаль, подумала она, что установившиеся после войны свободные нравы не успели распространиться на область верховой езды. У себя дома, в Иденторпе, она привыкла пользоваться мужскими седлами. Они были намного удобнее, однако общественное мнение было еще не готово к подобным вольностям.
Рич подошел к лошади и провел ладонью по дрожавшему от напряжения крупу.
— Я специально выбрал для вас именно эту лошадь, — сказал он. — У нее мягкий нрав. Уверен, она будет хорошо вести себя под седлом.
— Надеюсь, не слишком мягкий, — промолвила Вирджиния, натягивая перчатки.
Помогая ей сесть в седло, Рич — по тому, как уверенно она вставила ногу в стремя, как привычным жестом взяла в руку хлыст — сразу понял, что перед ним опытная наездница.
Пустив лошадей рысцой, они выехали со двора и перешли на галоп. Наблюдая, с какой легкостью Вирджиния преодолевает невысокие препятствия в виде кустов или штакетника, Рич пожалел, что не подобрал для нее лошадь погорячее, которая больше подходила бы к ее темпераменту.
Подъехав к деревне, они снова перешли на рысь.
— Предлагаю остановиться. Зайдем в «Черный лебедь», выпьем чего-нибудь, — предложил Рич. — Не возражаете?
Вирджиния согласно кивнула. По правде говоря, ее мучила жажда.
У трактира, спрыгнув со своего, внушительных размеров, вороного жеребца, Рич двинулся было к Вирджинии с намерением помочь ей спуститься на землю, но та проворно соскочила сама, отказав ему в удовольствии почувствовать под рукой тонкую женскую талию. Заметив, как она многозначительно покосилась в его сторону, Рич понял, что Вирджиния догадывалась о его тайном желании и нарочно упредила его. Эта мысль заставила его улыбнуться.
Вместо того чтобы окунуться в сумрачную атмосферу трактира, они расположились на стоявших во дворе скамейках, привлекая к себе внимание прохожих, некоторые из которых, узнав полковника Дикерсона, почтительно приподнимали шляпы. Не избежала любопытных взглядов и Вирджиния.
Хозяин заведения, широко улыбаясь — само радушие, — не замедлил появиться во дворе. Было видно, что обслужить такого клиента, как полковник Дикерсон, почиталось за честь.
Когда хозяин исчез в трактире, чтобы принести заказанные лимонад и пиво, Рич взглянул на Вирджинию через разделявший их небольшой столик.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
— Чудесно! — Она рассмеялась. — Я так давно не ездила верхом, что уже успела забыть, какое это наслаждение.
— Признаться, я был приятно удивлен, мисс Китс. Не часто встретишь женщину, которая так уверенно держится в седле. Вы непременно должны принять участие в верховой охоте.
— С удовольствием. Когда же это будет?
— В августе или в сентябре. Первая после войны. В прежние времена охота была главным занятием в здешних местах. С августа и до самого мая.
Вирджиния уже хотела сказать, что у них, в Иденторпе, было так же, но вовремя прикусила язык.
— Подобно моему отцу и деду, я вырос, окруженный лошадьми, однако теперь, — говорил Рич с легкой грустью в голосе, — должен сказать, после этой кровавой бойни, мне уже не слишком хочется травить дичь собаками.
— Я вас понимаю, — сказала Вирджиния. — Будете ли вы покупать новых лошадей?
— Да. Правда, это довольно дорогое удовольствие.
— А вы покупайте скаковых, которые смогут компенсировать ваши расходы победами на скачках.
— Может, вы и правы — но это должны быть очень хорошие лошади. До войны я занимался разведением гунтеров, но потом вынужден был продать их в армию. Однако с окончанием войны коневодство — а именно разведение скаковых лошадей — переживает расцвет, и я был бы не прочь приобрести несколько скакунов. Мне по-настоящему хочется иметь хотя бы одного чистопородного жеребца, чтобы вырастить из него чемпиона.
Вирджиния мелодично засмеялась.