— Если вы готовы подвергнуть себя финансовым и душевным пыткам, связанным с покупкой и тренировкой чистопородных лошадей, ради того чтобы сделать из них победителей, ради глотка славы, так сказать, тогда я желаю вам удачи, хотя и подозреваю, что это рискованная игра, которая в итоге может перерасти в настоящую одержимость.
— Ну, для этого я слишком рассудочен. Однако, мисс Китс, вы говорите как человек, которому приходилось вращаться в кругах конезаводчиков. Угадал?
— Нет, что вы? Просто я могу себе представить. Надеюсь, ваша мечта стать обладателем скакуна- чемпиона не превратится в кошмар.
Вирджиния пригубила лимонад, который принес ей хозяин; она размышляла о том, насколько похожим был образ жизни в Иденторпе — по крайней мере, той жизни, какой жили ее братья. Долгие годы их жизнь вращалась вокруг конюшен, лошадей, охотничьих собак…
— Мисс Китс, расскажите о себе, — попросил Рич. — Где вы научились так хорошо управляться с лошадьми?
Вирджиния задумалась — как ответить ему так, чтобы не упоминать о том, что ее отец был пэром Англии. Ловя на себе его всепроникающий взгляд, видя его обезоруживающую улыбку, она все более и более осознавала, что бессильна противиться обаянию полковника Дикерсона.
— Я научилась этому дома, — честно призналась она. — Как и мои братья и сестры.
— Понятно. А у вашего отца были собственные лошади?
— Да… немного. — Вирджиния рассеянно отставила в сторону стакан с лимонадом — ей совсем не нравилось то, какой оборот принимала их беседа. — Разумеется, с вами тягаться он бы не смог.
Это было неправдой, потому что конюшня отца считалась одной из лучших во всем Йоркшире — только Ричу незачем было об этом знать.
— Мне кажется, вы скромничаете, мисс Китс, — промолвил он, не спуская с нее пристального взгляда. — Скажите, чем занимается ваш отец?
— Я уже говорила: он — бизнесмен. Если не возражаете, давайте больше не будем об этом.
Ни единый мускул не дрогнул на лице Рича.
— Хорошо, — сказал он. — Только я почему-то убежден: вы не та, за кого себя выдаете.
— Вот как? — насмешливо протянула Вирджиния. — А кто же, по-вашему, я?
— Красивая молодая леди, которая по каким-то непостижимым причинам предпочитает оставаться загадкой. Но я могу побиться об заклад, что ваши родители отнюдь не бедные люди.
— Какой вы, право, недоверчивый!.. Впрочем, не собираюсь с вами спорить. Ставки я делаю только на скачках и привыкла выигрывать. Кстати, давно хотела спросить: на кого вы поставили тогда, в Эскоте?
В уголках его губ снова заиграла таинственная улыбка, пальцами он поглаживал края бокала — и в этом его жесте была скрытая чувственность.
— Скажем, воспользовавшись некоторой внутренней информацией, которой меня снабдила некая особа, пожелавшая остаться неизвестной, я поставил на победителя.
Вирджиния, понимая, что неизвестной особой была именно она, широко улыбнулась.
— Значит, вы поставили на Эльтона.
Ее улыбка была настолько заразительной, что Рич не мог не улыбнуться в ответ, обнажив при этом белые, как у младенца, зубы, прекрасно оттенявшие матовый загар на его лице.
— И весьма удачно, должен признаться. По правде говоря, я должен был просить эту особу сопровождать меня на следующих состязаниях, которые намерен посетить, потому что — как знать? — если я буду внимателен к ее советам, может быть, сколочу состояние, которое позволит мне содержать собственную конюшню.
— Сомневаюсь. — Вирджиния засмеялась. Встав из-за стола, она натянула перчатки, приготовившись уходить. — Если эта особа действительно так проницательна, как вы о ней говорите, она, должно быть, сама является владелицей конюшни.
— Вы правы, и, скорее всего, владелицей преуспевающей.
Обменявшись улыбками, они оседлали лошадей и в приподнятом расположении духа не спеша пустились в обратный путь. Если до сих пор в их отношениях и ощущалась некоторая натянутость, то теперь она исчезла.
День, когда Нэнси уезжала в Истбурн, выдался жарким, как, впрочем, и большинство дней тем летом. Вирджиния вышла на террасу, откуда открывался живописный вид на сад. Солнце клонилось к закату, и по небосклону цвета индиго парили алые ленты облаков. Вирджиния пребывала в состоянии безмятежного созерцания, близком к летаргии, наслаждаясь предощущением прохлады, которую обещал принести с собой вечер.
Все вокруг было исполнено покоя и тишины; работники давно закончили свою работу, слуги ушли домой в соседнюю деревню. Стихли птицы, замерли в полудреме деревья, ни малейшего дуновения ветерка не было, чтобы потревожить сонную листву или лепестки роз, коими была усыпана лужайка.
Глубоко вздохнув, Вирджиния посмотрела на подсвеченные закатным солнцем кроны деревьев; на душе у нее было покойно и тихо, как в окружающем мире, и только шевелилось смутное ощущение, предчувствие чего-то, что должно было произойти вскоре.
Беспечно улыбнувшись, она стала рассуждать про себя, связано ли это ее состояние необъяснимого восторга с тем обстоятельством, что ей предстоит провести какое-то время один на один с полковником Дикерсоном. Разумеется, днем в доме будет многолюдно, будут сновать, как обычно, слуги, рабочие, реставраторы, однако к вечеру, как сейчас, все стихнет, и кроме них двоих — ее и Рича — в доме не останется ни души.
Она лениво размышляла, пока до ее слуха не донеслось урчание мотора. К дому, хрустя шинами по гравию, подъехала машина. Вирджиния интуитивно догадалась, что это вернулся Рич, отвозивший Нэнси на станцию.
Минуту спустя у нее за спиной послышались легкие шаги, но она не повернула головы, не ожидая увидеть никого, кроме Рича.
— Все в порядке? — спросила она. — Нэнси уехала?
— Да, — вполголоса ответил Рич, остановившись рядом с ней, и, заглянув ей в глаза, словно желая прочесть ее мысли, добавил: — О чем вы думаете?
— Так, — промолвила она, отметив, что он необычайно привлекателен, когда волосы его гладко зачесаны назад. — Думаю, как тихо вокруг, как красиво в саду в это время суток.
Рич улыбнулся улыбкой заговорщика, предвосхищавшего, сколько еще чудных мгновений у них впереди, пока Нэнси в отъезде.
— Хотя должна сказать, — Вирджиния мягко улыбнулась ему, — что если нам предстоит и дальше мучиться от такой жары, то я начну завидовать Нэнси, которая скоро будет наслаждаться морской прохладой.
— Да, здесь вы правы.
— У кого она собирается остановиться?
— У старых друзей. К сожалению, они не так часто встречаются, как ей хотелось бы. Всю войну Нэнси проработала здесь, в Стэнфилде, у нее практически не оставалось времени на личную жизнь, на то, чтобы навешать друзей.
— У нее есть семья? — спросила Вирджиния.
— Близких никого. То есть кроме меня. Я к ней очень привязан. Когда перед самой войной, вскоре после моей матери, умер ее муж, мы решили жить здесь, в Стэнфилде. По правде сказать, не знаю, как бы я без нее обходился. Она замечательная женщина.
В тот самый момент на террасу вышла повариха, миссис Харди, и спросила Вирджинию, пора ли подавать ужин в ее комнату.
Упредив ответ Вирджинии, Рич сказал:
— Сегодня и в дальнейшем, пока с нами нет моей тетушки, мисс Китс будет ужинать со мной. Мисс Харди, соблаговолите поставить в столовой дополнительный прибор.
Повариха, многозначительно улыбнувшись, отправилась выполнять распоряжение хозяина, вслед за ней ушел и Рич. Через некоторое время он вновь появился на террасе, держа в руках два бокала вина, один из которых протянул Вирджинии. Последняя вопросительно покосилась на него.