что это непросто. Должно быть, вы с братом были очень близки.
— Вы правы. У меня есть еще один брат, намного старше, а Бобби — он был всего на три года и два дня старше меня. Перед войной мы последний раз отмечали наши дни рождения вместе. Бобби исполнилось пятнадцать, а мне — двенадцать. Было весело. Я никогда не забуду тот день.
— После его смерти вы, должно быть, находили утешение в своей семье?
— Нет. Это может показаться странным, но, когда его не стало, о нем словно забыли. Никто не хотел говорить о том, что случилось.
— Но не вы?
— Да, я все время вспоминаю о нем.
Из груди Рича вырвался вздох.
Вирджиния внезапно вспомнила, что он тоже потерял близкого человека.
— Какая же я дура! Ведь Нэнси говорила мне, что ваша жена погибла во время бомбежки, — пробормотала она.
Рич промолчал. Глаза его потемнели, но не от грусти. Вирджиния подумала о найденных ею письмах. Нэнси не рассказала ей ничего, что могло бы удовлетворить ее любопытство, напротив, своим молчанием лишь подогрела его.
Глядя на Рича, она не могла различить ни единого признака, который указывал бы на то, что он больно переживает неверность и смерть своей жены. Что, если он знает? — спрашивала она себя. Вирджиния почувствовала угрызения совести — она уже корила себя за то, что завела разговор о его жене.
— Простите, мне не стоило об этом говорить. Наверное, вам тяжело вспоминать.
Рич нахмурил лоб, в глазах его появился холодный, металлический блеск.
— Да, вроде того… — отрывисто буркнул он.
— Вы были ранены на фронте? — спросила Вирджиния, чтобы сменить тему. — А после ранения вернулись в свой полк?
— Да, а что здесь особенного? Ранение мне не мешало. Осталась лишь легкая хромота. А где погиб ваш брат?
— В третьей битве при Ипре, или в третьей битве в грязи, как назвал ее Ллойд Джордж, — ответила Вирджиния.
— Знаю. Именно там меня и ранило.
— Расскажите, что это было.
Рич пристально посмотрел на нее. В сгущавшихся сумерках взгляд его казался еще мрачнее.
— Вы уверены, что хотите услышать об этом?
— Да, ведь мне так мало известно. Саймон, мой старший брат, был там, но он отказывается говорить со мной об этом. А я хочу знать правду.
Рич не сводил с нее глаз. Никогда еще не видела она его таким серьезным, почти суровым.
— Это был сущий ад, — произнес он. — Битва длилась три месяца. Все шло не так, как планировалось. Все разваливалось. Прорвало дамбы, а в довершение всего такого дождливого августа не было уже много лет.
Танки, которые к тому времени появились на вооружении армии, оказались бесполезны, и солдаты шли вперед по пояс в грязи. Чудовищная и трагическая ирония судьбы состояла в том, что, когда все это закончилось, выяснилось, что мы продвинулись не больше чем на четыре мили. Моральный дух армии был крайне низок.
— Да, теперь я понимаю, — глухо промолвила Вирджиния, с грустью думая о том, какие лишения выпали на долю ее брата и тысяч и тысяч таких же, как он, солдат. — Это чудовищно. Бедный Бобби!..
У нее задрожали губы, она поднесла ко рту ладонь и порывисто отвернулась. Взгляд Рича ласкал нежный изгиб ее шеи, мягкий в неверном мглистом свете контур ее профиля, затем его пальцы легко коснулись ее руки.
Справившись с волнением, Вирджиния снова посмотрела на него. Что-то подсказывало ей — может, его завораживающий взгляд, — что он долго будет помнить это краткое прикосновение к ее руке. Ни один из них не проронил ни звука, но по установившейся между ними незримой линии связи оба прекрасно поняли друг друга.
Вирджиния потупилась, и Рич отвел взгляд, осознавая, что, если они чуть дольше пробудут здесь, в тиши и уединении сада, под кронами деревьев, он не сможет побороть искушения и переступит ту черту, которую Вирджиния провела между ними.
— Идемте, — сказал он, не желая разрушать установившейся между ними хрупкой гармонии и, дабы не смутить ее, стараясь избежать ситуации, о которой оба они могли бы пожалеть в дальнейшем — ситуации, которая разрушит установившиеся между ними отношения «хозяин — служащий». — Уже темнеет. Вернемся в дом, выпьем по стаканчику бренди. Похоже, вам не повредит. Мне кажется, что в отсутствие Нэнси я слишком загружаю вас работой. У вас совсем не остается времени на отдых, так что, если хотите, завтра можете взять выходной.
Вирджиния подняла на него глаза, мельком отметив, как играют на его темной шевелюре оранжевые блики света, струившегося из окон. На губах его застыла мягкая улыбка. Какое-то теплое чувство — которое она не хотела подвергать анализу в страхе, что это может лишь осложнить их отношения, — шевельнулось в ее душе.
— Нет, я совсем не устала, — сказала Вирджиния, следуя за ним по дорожке к дому. Она с удивлением отметила, что в голосе его слышится искреннее сочувствие, и в глазах нет ни тени иронии, и что рядом с ним ей становится легче. — К тому же, — поспешно добавила она, — завтра предстоит повозиться с той кобылкой, которую вы сегодня купили в Ньюмаркете. И потом, — она понизила голос почти до шепота, — если я останусь одна, то мне будет еще хуже.
Два дня спустя Вирджиния вышла из своей комнаты в полной уверенности, что ей предстоит целый день трудиться в офисе, однако стоило ей увидеть Рича, как она поняла, что у него на ее счет совсем другие планы. На нем была голубая рубашка и светло-серые брюки, прекрасно гармонировавшие с его внешностью. Блестящие черные волосы были еще влажными после недавнего душа, а в нос ей ударил всегда ассоциировавшийся только с ним запах соснового лосьона.
Он был в приподнятом настроении, серые глаза излучали улыбку, смягчавшую обычно волевое и чуть надменное выражение лица.
— Мисс Китс, сегодня мы не работаем, — объявил он. — По-моему, мы оба заслужили право на передышку. Уверен, вы будете рады узнать, что сегодня в программе не значится ни торгов, ни подведения баланса.
Вирджиния в изумлении уставилась на него.
— Так что же вы задумали?
— Я подумал: а не прокатиться ли нам в Кембридж? Город моей юности — там я учился. Побродим по старинным улочкам — может, зайдем в магазины, если захотим, — погуляем по берегу Кема. Миссис Харди соберет провизию для пикника. Как вам мое предложение?
Вирджиния колебалась, ее пугала мысль о том, что ей предстоит провести с ним целый день с глазу на глаз, когда положение личного секретаря уже не спасет. Однако раздумывала она не больше минуты. Вирджиния вынуждена была признаться себе, что чертовски устала и что ей до смерти хочется развеяться. Поездка в Кембридж представлялась подарком судьбы.
— Да, звучит заманчиво. — Вирджиния улыбнулась. — Тогда пойду переоденусь.
День выдался по-летнему жарким, светило солнце. Узкая лента шоссе петляла среди невысоких холмов, зеленых полей и садов, то и дело мелькали очертания сонных деревушек. На горизонте маячили силуэты старых ветряных мельниц и церковных шпилей, вдоль дороги тянулись деревянные изгороди, поля пересекали канальчики, которые по причине необычайно жаркого лета успели большей частью пересохнуть.
Вирджиния, предвкушая день, полный чудес и открытий, откинулась на обтянутую дорогой кожей спинку кресла «даймлера».
