поднялась.
Она недолюбливала Кристину, считая ее особой злой и завистливой. Было очевидно, что Кристина откровенно презирает Джин и ревнует к ней Рича. Она уже давно положила на него глаз, еще с тех пор, как погибла Оливия, — это было ясно хотя бы по тому, как Кристина неотступно таскалась за своим братом.
О, она была подходящая кандидатура во всех отношениях — богата, красива, — однако после войны все это, похоже, перестало интересовать Рича. Но он всегда оставался джентльменом, а поскольку Пол был его лучшим другом, он не мог отказать ему — или его сестре — в гостеприимстве. К тому же, думала Нэнси, с нежностью поглядывая на Вирджинию, внимание его явно занимала некая особа, которая всегда находилась под рукой.
— Если молодые люди простят меня, я, пожалуй, пойду спать, — сказала она. — Завтра предстоит длинный день, и у меня будет много дел.
— Я тоже пойду, Нэнси, — промолвила Вирджиния, вставая. Она мельком посмотрела на Пола, которого наконец сморил сон, и он мерно посапывал на своей кушетке. — Похоже, Полу потребуется помощь, чтобы перебраться в постель.
— Спокойной ночи, — сказала Нэнси, выходя из комнаты и придерживая дверь для Вирджинии.
— Спокойной ночи, Нэнси. Мисс Китс, может, вы останетесь и выпьете чего-нибудь на сон грядущий? — обратился Рич к Вирджинии.
Он сидел, небрежно откинувшись в кресле, держа в руке бокал вина, волосы эффектно спадали ему на лоб.
— Нет, благодарю вас. Я ужасно устала, и мне еще надо кое-что сделать. Прошу меня извинить.
— Ну, разумеется, — вставила Кристина. — Мы не смеем отрывать вас от ваших обязанностей, мисс Китс.
Вирджиния свысока смерила ее взглядом.
— У вас это не получится. Спокойной ночи.
Вирджиния не легла в постель, поскольку чувствовала себя несколько взвинченной и все равно не уснула бы. Когда все разошлись и в доме воцарилась тишина, она прошла на кухню и налила себе стакан молока.
Не желая сразу возвращаться к себе в спальню, она прошла в дальнюю часть дома, в недавно восстановленный музыкальный салон с высокими французскими окнами, выходящими на лужайку. Шторы не были задернуты, и в окна лился серебристый лунный свет.
Закрыв за собой дверь, Вирджиния поставила стакан с молоком на рояль, включила лампу и, подняв крышку, рассеянно пробежала пальцами по клавишам.
Повинуясь безотчетному побуждению, она села за рояль и почти машинально начала играть ноктюрн Шопена — негромко, чтобы не потревожить уснувший дом, смежив усталые веки, всецело отдавшись на волю музыки, чистой и незамутненной, как капли родниковой воды. Она тотчас же ощутила, как тревожное напряжение отпускает ее, как на душе у нее становится легко и покойно.
Ей уже начинало казаться, что она сама вместе с музыкой уносится куда-то далеко-далеко, очертания комнаты стирались, и все приобретало характер нереального.
Она не слышала, как в салон вошел Рич, тихо закрыв за собой дверь. Только когда он остановился рядом с ней, она почувствовала его присутствие. Увидев, что она готова прекратить игру, Рич положил ладони на крышку рояля и, заглянув в глаза Вирджинии, попросил:
— Нет, нет, играйте. Я хочу послушать.
Продолжая играть, Вирджиния наконец собралась с духом и подняла на него взгляд. Выражение, которое она встретила в его глазах, было незабываемым. В них было столько невысказанной страстности, что в душе Вирджинии под воздействием то ли этого взгляда, то ли музыки, то ли того и другого вместе, казалось, пробудились неведомые ей ранее чувства. В этот миг время словно остановило свой бег.
Они оба точно растворились в музыке, и ничто уже не имело значения — только они двое, замкнутые в волшебном круге. Рич смотрел на нее так, как до сих пор не смотрел ни один мужчина, и ни к одному мужчине не влекло ее так, как влекло к нему.
Когда стихли последние божественные звуки, Вирджиния уронила руки на колени, чувствуя, что вместе с музыкой улетучились последние остатки ее воли. В салоне воцарилась тишина. Ни он, ни она не смели нарушить таинственного очарования момента. Вирджиния не могла пошевелить даже пальцем, загипнотизированная его страстным взглядом. Он проникал ей в самую душу, и у нее не было ни сил, ни желания противиться ему. Наконец Рич мягко улыбнулся.
— Это было прекрасно, мисс Китс. Вы отлично играете. Это еще одно из ваших многочисленных достоинств. Вы действительно очень талантливая женщина.
— Благодарю вас.
— Жаль, что вы так рано и так внезапно покинули нас!..
— Прошу прощения, я не хотела уходить так вдруг. Просто у меня были еще кое-какие дела.
Рич вздохнул.
— Знаете, мисс Китс, вы слишком серьезно относитесь к своей работе. Вы совсем не умеете отдыхать.
Возможно, он прав, думала Вирджиния. Она слишком серьезна. Впервые появившись в Стэнфилд- холле, она была уверена в собственном будущем, считала, что закладывает здесь фундамент своей карьеры, рассчитывала приобрести необходимые профессиональные навыки. Чего она не ожидала, так это того, что в ее жизнь неожиданно вторгнется Ричард Дикерсон.
— Возможно, вы правы, — сказала она. — Но для меня моя работа очень важна.
— И это делает вам честь. Надеюсь, Кристина не очень расстроила вас своими замечаниями по поводу охотничьих традиций?
Вирджиния улыбнулась.
— Чтобы меня расстроить, требуется нечто большее, чем замечания Кристины.
— Рад слышать.
— Однако я чувствую, что определенно ей не нравлюсь.
— Возможно, у нее есть для этого основания.
— Вот как?
— Мисс Китс, полагаю, тут дело в элементарной ревности.
Вирджиния вспыхнула.
— Но у нее не может быть никаких оснований.
— Вы так думаете? — Рич тяжело вздохнул. — Кристина сестра Пола, и это все осложняет. Понимаю, ей очень хотелось бы, чтобы я уделял ей чуть больше внимания…
— А вы не хотите?
— Нет. — Рич подошел к окну и устремил взор на залитую лунным светом лужайку. — Мисс Китс, почему вы стараетесь избегать меня?
Застигнутая врасплох столь неожиданным и прямым вопросом Вирджиния встала и машинально сделала шаг по направлению к нему. Его профиль был четко очерчен на фоне серебристого свечения окна. Это было правдой: она избегала его, хоть боялась признаться себе в этом.
— Я… даже и не думала… Почему, собственно, я должна вас избегать?
— Возможно, потому, что боитесь.
— Чего? — спросила она, стараясь сохранять хладнокровие, однако голос выдавал ее с головой.
— Боитесь признаться себе в своих чувствах.
Рич повернулся к ней. Лицо ее заливал румянец, гармонировавший с пастельно-розовым платьем. Его взгляд завораживал, и в наступившей тишине Вирджинии показалось, что она слышит биение собственного сердца.
— Догадываетесь ли вы о том, как много я понял, слушая ваш ноктюрн? Вы выразили мне все свои чувства. Я понял это, потому что и сам чувствую то же самое. Мы долго старались подавить их. Но на долго ли нас еще хватит?
Его голос проникал к ней в душу, обволакивал сознание, но Вирджиния порывисто отвернулась, не в силах больше выносить на себе этот гипнотический взгляд. Рич не мог отвести глаз от мягкого золота ее
