Головокружение прошло так же внезапно, как и началось, но теперь она, к своему ужасу, обнаружила, что все тело ее — каждая клеточка — изнывает от боли.
Ярость душила Рича, ослепляла его. Не обращая внимания на ее болезненное состояние, он сухо, отрывисто, проронил:
— Значит, это правда?
— Да, — ответила Вирджиния, не видя смысла отнекиваться. — Больше мне не придется притворяться.
— Притворяться? — Рич усмехнулся. — Притворяются дети, женщины обманывают. Почему вы не сказали мне, кто вы? Зачем заставили поверить, что вы просто Джин Китс, когда на самом деле вы не кто иная, как Вирджиния Спенсер-Китс, дочь лорда Вудсворта, одного из богатейших людей Северной Англии? Я жду объяснений, если у вас таковые найдутся.
— Именно поэтому и не сказала. Я хотела добиться всего сама, рассчитывая только на собственные силы, не пользуясь привилегиями, которые дает мне мое имя. Я хотела добиться профессионального успеха и решила, что мне нужно свое собственное имя. Спенсер-Китс — слишком известно в деловых кругах.
Рич саркастически хмыкнул.
— Похвальное решение.
— Как вы узнали, кто я? — спросила Вирджиния с вызовом.
— Кристина открыла мне глаза. Она узнала вас по фотографии в каком-то журнале, посвятившем целый разворот свадьбе вашей сестры. — В голосе его звучала неприкрытая ирония. — Надо полагать, в Северной Англии это было самое заметное событие за последнее время.
До Вирджинии только теперь начинал доходить смысл странного поведения Кристины. Должно быть, утром она вытащила из корзины для бумаг журнал, который так неосторожно выбросила Вирджиния. И вот единственной фотографии оказалось достаточно, чтобы разрушить их только-только зарождавшуюся любовь. Как все просто! Чтобы потревожить мирное оцепенение пруда, всего лишь и нужно, что бросить в него камень.
В душе у нее шевельнулся гнев. Она злилась на себя за то, что так легко уступила этому холодному, черствому солдафону. Расправив плечи, она презрительно прищурила глаза.
— Как я сразу не догадалась? А она случайно не рассказала вам, почему я угодила в яму?
Рич наморщил лоб.
— О чем вы?
— Спросите Кристину. Похоже, она знает ответы на все вопросы.
— Вы считаете, что в том, что с вами произошло, виновата она?
Вирджиния шумно вздохнула.
— У меня есть все основания подозревать, что это ее рук дело.
— Вы отдаете себе отчет в том, насколько серьезные обвинения вы выдвигаете?
Напряжение нарастало — оно было разлито в воздухе. Голос Рича звенел от нараставшего в нем гнева, который грозил вот-вот вырваться на поверхность. Что-то подсказывало Вирджинии, что его ярость вызвана не только тем, что она не сказала ему всей правды о себе, — за этим крылось нечто другое.
— Принимая во внимание то обстоятельство, что Пол ваш лучший друг, я не собираюсь давать этому делу ход, — сказала она. — Однако позвольте спросить, что такого предосудительного я совершила. Неужели изменить имя это преступление?
Не сводя с нее безжалостного взгляда, Рич произнес фразу, которая окончательно сбила Вирджинию с толку:
— Это касается вашего брата, Роберта Спенсера-Китса.
У Вирджинии вытянулось лицо; она почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок.
— Бобби? — ошарашенная, пролепетала она. — Но я не понимаю. Что такое вы говорите? При чем здесь мой брат? Он погиб… погиб на войне…
Рич был непреклонен.
— Ваш брат погиб в Лондоне во время бомбежки. В тот же день погибла и моя жена. Ее обнаженное тело извлекли из руин отеля вместе с телом молодого офицера, которым — как установили — и был ваш брат. Теперь вы понимаете? Понимаете, что имя Спенсер-Китс не вызывает во мне никаких иных чувств, кроме ненависти и презрения?
10
В столь беспощадной манере выложив Вирджинии всю правду, Рич и не предполагал, какой душевной травмой это обернется для нее. Он не подозревал, что лишает ее самого ценного — светлой памяти о брате. Связанные с именем Бобби воспоминания, которыми она так дорожила, в которых находила покой и тепло, внезапно увяли, как сломанный цветок. Сердце ее сжалось от боли, на глаза навернулись слезы.
— Нет, — прошептала она, дрожа от ужаса и в смятении качая головой, отказываясь верить своим ушам. Колени у нее подогнулись, и ей снова пришлось ухватиться за спинку стула, чтобы устоять на ногах. — О, нет, этого не может быть!.. Это какая-то чудовищная ошибка…
— Это правда, — сказал Рич.
Если он в тот момент и питал чувство жалости к ней, то этого никак нельзя было сказать по его каменному лицу. Гнев застилал ему глаза.
— Я не верю вам! — в отчаянии вскричала Вирджиния.
По ее пепельно-бледному лицу градом катились слезы. Она плакала от страха, страха лишиться того, чем жила, — лишиться светлых воспоминаний о любимом брате.
— Даже если это был действительно он, тот офицер, которого извлекли из развалин отеля вместе с вашей… с вашей женой, это еще не значит, что у них был… роман. Бобби собирался жениться. Он никогда не совершил бы такого бесчестного поступка.
— Очень трогательно, — сквозь зубы процедил Рич. — Уж не хотите ли вы сказать, что ничего об этом не знали? Мне трудно в это поверить.
— Вы можете верить мне или нет, но я никогда не лгала вам. И я не верю, что Бобби мог совершить такое. И никогда не поверю!
— Как ревностно вы его защищаете, — скупо проронил Рич.
— Потому что я хорошо его знала. Я верю, что он невиновен. Он был порядочным человеком, неспособным на подлость.
— Ваша верность памяти брата достойна восхищения, но мне кажется, в данном случае она неуместна.
Вирджиния словно окаменела. Всем своим существом, всеми фибрами души она отказывалась признать то, что услышала. Она вдруг стала похожа на перепуганного, растерянного и беззащитного ребенка. Мягкий свет падал на ее лицо, на котором лежала печать неизбывной скорби. Настолько жалкое она являла собой зрелище, что у Рича дрогнуло сердце и он уже готов был броситься к ней, но следующие ее слова заставили его остановиться.
— Вы, кажется, забываете, что он мой брат, — сказала Вирджиния, перед мысленным взором которой отчетливо представал образ Бобби, его гордое, благородное лицо. — Никого я не любила так, как его. Вы хоть понимаете, что мне пришлось испытать, когда я услышала, какая чудовищная участь постигла его? Что я испытала, представляя себе кровавую бойню на полях Бельгии? Все эти годы я верила, что мой брат погиб смертью храбрых, пал на поле боя. И теперь услышать от вас такое!.. Как вы можете быть таким жестоким, таким бессердечным? Ведь мне придется жить с этим до конца моих дней.
— Я думал, вы предпочтете высокому обману правду, пусть и горькую. По-моему, вам следовало бы спросить у своих родителей, почему они сразу не рассказали вам правду о том, как погиб ваш брат. — В голосе Рича звучал горький сарказм. — И еще мне кажется, вы тоже кое о чем забываете. Вы забываете, что я потерял жену.
Некоторое время оба молчали, они точно обдумывали эту новую страшную правду, которая пролегла между ними. Вирджинии это испытание оказалось не под силу. К горлу у нее подступала тошнота, перед
