время, я отправлялся в Саниоре, чтобы присмотреться к тамошним делам и понять тайну их постоянного успеха. И понял. Может, вы думаете, у них земли больше, чем у нас?
— И людей там, пожалуй, поменьше.
— Ну как же, земли у них больше нашего. В этом году они подняли в алазанских зарослях пять- шесть гектаров целины. Конечно, земли у них больше!
— Рощи на Алазани есть и у нас. Поднимем целину — кто нам мешает?
— Послушайте меня! Рубка алазанских рощ — преступление, за которое виновных надо привлекать к строгой ответственности. Только слепец может замахнуться топором на это наше богатство, не понимая, что он уничтожает! А в Саниоре… Дело тут не в малоземелье. Главное — вера в дело, в успех. Несмотря на недостаточность площадей (хотя я вовсе не считаю, что у Чалиспири мало земли), несмотря на засуху и град, если все единодушно, честно, усердно будут работать в колхозе, — всего у нас будет вдоволь и каждый будет обеспечен всем необходимым в течение целого года, от урожая до урожая.
— Твоими бы устами да мед пить! Нам больше ничего и не нужно. О чем слепой плакал — да о своих двух глазах.
— Ежели так будет, какой мерзавец тогда…
— Выдавайте по распределению, сколько в Саниоре выдают, — и будем работать как звери!
— У них в Саниоре председатель такой…
— И люди там работящие, человече!
— Что верно, то верно — люди там работать горазды.
— Слушайте меня, потерпите еще немного. Ну, так вот, саниорцам ничего c неба не сваливалось. Они все своими руками создали. А потом стали распределять.
— Это мы всё понимаем. Ты нам лучше о председателях скажи.
— Скажу и о них. Не смогут эти четверо быть председателями. Это так, и сомнения в этом быть не может. Потому что из тех свойств, которые я вам тут перечислил, у каждого не хватает хоть одного.
— Ну, эти и того не умеют!
— Выберем, поставим — увидите, как быстро научатся!
— Тедо поставим председателем. Тедо все умеет.
— Слушайте! Меня слушайте! Не кричите все вместе, слушайте меня! Теперь я хочу сказать о кандидатах в председатели. Выступавший здесь Нико Балиашвили прямо и недвусмысленно говорил о достоинствах и заслугах Тедо Нартиашвили. Если все, что было сказано здесь об этом человеке, правда — а мы с вами хорошо знаем, что все это правда, — то выбирать в председатели Тедо Нартиашвили ни в коем случае нельзя.
— Не желаем! Не хотим!
— Чего не хотите?
— Нико не хотим!
— Он из зависти Тедо чернил!
— Не желаем Нико! Он себя ославил!
— Оклеветал честного человека!
— Перестаньте кричать!
— Давайте послушаем.
— Дайте ему говорить.
— Чалиспирцы! Я дядю Нико вам не навязываю. Но в одном мне поверьте: Тедо не должен стать председателем! Может, Тедо думает, что эти его ночные угощения, а вернее, конспиративные заседания, которые он созывал у себя на дому, так и остались тайной для всех? Или разговор о выгодности и доходности власти, который он вел с Маркозом на Алазани…
Шакрия взглянул исподтишка на побледневшего от страха Тедо.
— Вот что я скажу о Тедо: это такой человек, что будь он дождем, в самую страшную засуху полил бы только свой приусадебный участок. Подумайте хорошенько, прежде чем решать. Колхоз — не личная ваша собственность, чтобы из щедрости и из дружбы подносить его кому бы то ни было в подарок.
— Желаем Тедо! Пусть будет Тедо!
— Давайте голосуйте кандидатуру Тедо!
Секретарь райкома поднялся с места:
— Вы кончили?
Шавлего не оглянулся.
— Заканчивайте. Голосование все решит.
— Чалиспирцы! Я уезжаю в Тбилиси. И уже опоздал на поезд. Послушайте меня, потерпите и вы немного… Я хочу сказать вам о дяде Нико. Я не был тут, не слышал его отчетного доклада, но я этого человека знаю. Возможно, он во многом виновен. Призовите его к ответу. Выясните, скажем, эту историю с коровой. Если он взял за нее деньги — заставьте вернуть. Изберите хорошее правление. Изберите ревизионную комиссию, на которую можно было бы положиться, с надежным председателем во главе. Контролируйте работу председателя колхоза повседневно. Парторгом изберите настоящего коммуниста. Насколько мне известно, партийная работа у вас здесь почти развалилась. Все пущено на самотек. И всем единолично управляет председатель колхоза. Инициатива бригадиров, да и вообще всех остальных колхозников подавлена. Восстановите все это — . и Нико будет хорошим председателем.
— Не хоти-им!
— Не жела-аем! Сожрали нас эти Балиашвили!
— Тедо в тысячу раз лучше!
— Желаем Тедо!
— Голосуйте! Ставьте на голосование Тедо!
— Послушайте меня, люди!
— Не хоти-им!
— Тедо на голосование!
— Дайте сказать!..
— Не выйдет! Будем выбирать Тедо!
Шавлего нахмурился, поднял стул с ящиками и унес его куда-то на край помоста. Потом вернулся на прежнее место.
«Что-то мои парни молчат. Не поняли меня. А без них ничего не получится. Пропадет дело!»
Он вышел на середину эстрады, широко расставил ноги и грянул громовым голосом:
— Замолчите вы или нет, черт вас всех побери!
— Не хоти-им!
— Не жела-аем!
— Не замолчи-им!
— Давайте нам Тедо!
— Ты нам глаза не отводи! Хотим Тедо!
— Кричите и вы все, люди! Нам Тедо нужен!
Шавлего скрестил руки на груди и опустил голову.
Среди всего этого шума и гомона он все же расслышал слова секретаря райкома, который «по- дружески» советовал ему не задерживаться больше и покинуть трибуну, чтобы не опоздать на поезд.
Это уже было слишком.
Шавлего внезапно принял решение.
Он резко повернулся спиной к «партеру» и через голову секретаря райкома и председательствующего зычным голосом бросил в гущу многочисленного президиума:
— Шакрия! Я буду председателем чалиспирского колхоза. Выдвигайте мою кандидатуру!
Внезапно воцарилось гробовое молчание. От неожиданности и изумления все словно проглотили языки.
В президиуме творилось нечто невообразимое: какое-то бешенство, какое-то безумие овладело задними рядами. Раздался как бы гром прорванной плотины; в мгновение ока все повскакали с мест, с грохотом полетели раскиданные в разные стороны, стулья — словно горный обвал обрушился с помоста в «партер» и рассеялся там.
