Берхеве. Известь и цемент купим. Также и лесоматериалы, и железа, сколько понадобится. Все согласуем с инженером. Кровельное железо непросто достать… Ты должен возглавить все дело и, главное, обеспечить снабжение.
Купрача поморщился и покачал головой:
— Не могу, Клянусь дружбой, за это я никак не могу взяться. Начинается самое горячее время — нельзя же упускать сезон!
— А если не упустишь?
— Прикажешь закрыть столовую?
— Столовую не закроешь, и прибыль от тебя не уйдет.
— Как так — не пойму.
— Твой сын заменит тебя в столовой.
— А винная точка?
— Винную точку я с сегодняшнего дня упраздняю. Колхоз не имеет вина для продажи, и, следовательно, торговая точка не нужна.
У Купрачи задрожали оба века.
— В самом деле решил упразднить?
— Клянусь дружбой — в самом деле.
— Box это меня уже огорчило.
— Ничего не поделаешь. Чтоб тебе никогда не иметь больших огорчений.
Шавлего не сводил глаз с лица Купрачи. Купрача стоял некоторое время, насупив брови, чуть заметно покачивая головой и слегка постукивая каблуком.
— Хорошо. Согласен. Когда начинаем?.
— Завтра. Только знай: пока не кончится строительство, ты это дело не сможешь бросить.
— Знаю.
— Чем скорее клуб будет построен, тем скорее ты освободишься.
— Знаю.
— Материалы и вообще все необходимое будешь доставать хоть из-под земли.
— Это уж и ты должен знать.
— Знаю.
— Так я пойду.
— Ступай. А деньги принесешь сегодня же и положишь вот сюда, на это место.
— Раз все снабжение будет поручено мне, зачем деньги сюда, приносить?
— Нет, деньги ты принесешь и положишь сюда. Видишь этот несгораемый шкаф? В нем нет ничего, кроме одной шнуровой книги. Я сам буду выдавать, когда и сколько понадобится. И отчетность мы с тобой будем вести вместе.
— А если я перепишу номера ассигнаций и донесу на тебя? Будто ты взятку с меня потребовал?
Тонкие губы Шавлего приоткрылись в давешней улыбке, показались белые, острые звериные зубы.
Купрача не стал больше шутить и вышел, но, не успев затворить за собой дверь, вновь показался на пороге:
— Только не думай, что нашел дарового работника! Запомни: я в проигрыше не останусь.
Шавлего подложил полено в печку и подошел к окну, выходившему на окраину деревни.
Он открыл форточку и стал смотреть на горы, затянутые прозрачной утренней мглой. На чуть сиреневой белизне снежных вершин играли оранжевые отблески первых солнечных лучей. Ниже, до самой Пиримзисы, господствовал густо-лиловый оттенок; он сменялся светло-бурым, а еще ниже яркая зелень пологих склонов сбегала до самой деревни.
Горная прохлада струилась в окно. Шавлего жадно вдыхал свежий, чистый воздух. Торжественное величие вздымающихся вдали гор вливалось в его душу. И ему казалось, что это утро чем-то отличается от всех прежних. Все вокруг было сегодня как бы напоено суровой гордостью и могуществом.
— Можно вас побеспокоить, товарищ председатель?
Шавлего повернулся к двери, и лицо его просветлело.
— Теймураз! Какие черти принесли тебя сюда спозаранок?
Теймураз вошел в кабинет и склонился перед ним, держа руку к сердцу на турецкий манер.
— Дозволь мне, о солнце Чалиспири, повелитель и владыка дальних и ближних земель Енукаант- убани, Мгвдлиант-убани, Шамрелаант-убани и многих других, а также прилежащих пахотных, и луговых, и пастбищных, и охотничьих, И садовых угодий, и бурливых вод Берхевы, и камней, и валунов ее ложа, и колючих зарослей, и…
— Стоило бы назло тебе молчать, пока весь твой запас не истощится! Как потом — начинай сначала?
— Не изволь гневаться, потомок солнца и луны, порождение Гераклово и ветвь древа эдемского, повелитель морей и суши, твоему ли сердцу львиному…
— Иди сюда, садись, чудак, ей-богу, я по тебе соскучился! Где вчера вечером был, куда тебя занесло?
Теймураз подошел, улыбаясь во все зубы.
— Запрягли бугая в ярмо?
— Понадеявшись на тебя, и худшего можно дождаться! Где ты был вчера вечером?
— Обычная уловка. Начальство заслало меня в Белые Ключи. Выбирали председателя, как и у вас. А ты что… Как все это прикажешь понимать?
— Хочу попробовать, что такое власть.
— Серьезно?
— Серьезно. Орел, видишь ли, любит высоко летать. Я собираюсь показать пример, как надо править и дело делать.
— Раз у тебя прорезалось стремление к власти, явился бы, чудак, к нам в Телави и заявил бы об этом. Я нашел бы для тебя место поинтересней. Вольно тебе закапываться в Чалиспири!
— Спасибо, но я в ваши триумвираты вступать не собираюсь. Так же, как Цезарь, считаю, что лучше быть первым в Галлии, нежели вторым в Риме. Правда, между мною и тобой не будет Рубикона.
— Рубикон? Между мной и тобой? Не пойму.
— Хочешь, попророчествую? Предсказываю, что ты будешь скоро в Телави Теймуразом Третьим. Только надо тебе научиться писать стихи по примеру Первого и Второго. Ты будешь лучшим правителем, но, как известно, для этого недостаточно одного лишь желания.
— Если ты воображаешь, что я мечтаю взлететь на более высокий насест, как тщеславный петушок, то ошибаешься. Мой голос хорошо слышен и с того места, где я сижу.
— Теймураз! Не хочу о тебе плохо думать! Неужели ты побоишься взвалить на себя ношу побольше и потяжелей нынешней? Разве человек, которого я видел вчера на собрании, может быть нашим руководителем?
— Ого, ты, братец, тороплив! Едва успел принять дела — и уже критиканствуешь? А как, собственно, с твоей диссертацией?
— Какой диссертацией?
— О происхождении картвельских племен, о первоначальной территории их расселения.
— Не верю я, Теймураз, ни в какие диссертации, если цель их — лишь благополучие автора. Лучше быть хорошим колхозником, нежели плохеньким интеллигентом. Среднего для меня не существует.
— Если это высокопарное заявление — не пустые слова, поделился бы с нами, раз у тебя назревали подобные намерения, сказал бы хоть слово — мы поддержали бы тебя из района.
— Не нужна мне была никакая поддержка. Я хотел быть избранником народа, а не марионеткой, посаженной в председательское кресло чьей-то рукой.
И Теймураз уже не знал, что в словах Шавлего считать за шутку, что принять всерьез.
— Ей-богу, Шавлего, ты сведешь меня с ума!
— Погоди немного, увидишь, что дальше будет! Голова у меня битком набита всевозможными планами и проектами. Я покажу вам всем, каким должен быть колхоз и его председатель.
