в сегодняшнем улове. Она переходила из рук в руки, пока наконец и ее не бросили в ведро, к товаркам по несчастью.
Плетушка опустела, вода несла теперь вместо рыбок лишь белые комки хлорной извести. Да и вершу уже подзавалило песком, а снизу подперло течением и сдвинуло в сторону.
Рыболовы сбросили ветки, наваленные поверх ловушки, и тщательно обыскали кузов изнутри. Но напрасно шарили жадные руки среди набившихся в плетушку стеблей травы, мелкой гальки и комочков хлорной извести: там не было больше ни одной рыбешки.
Серго поглядел на ведро — оно было полно до половины, — запустил в него руку, перебирая содержимое, и досадливо поморщился.
— И на это шесть человек убили целый день! Одна мелюзга!
Валериан взял у него ведро, встряхнул раз-другой и пробормотал, утешая себя и товарищей:
— Маловато, правда, но рыба превосходная.
Закро медленно повернул могучую шею, глянул и покачал головой:
— Эту рыбу и есть-то грех.
— Что ты, что ты, да в ней самый смак! — Варлам нагнулся и вытащил вершу на берег.
— Надо ее помыть хорошенько, а то сами отравимся!
— Как станем варить, тогда и помоем.
— Надо же еще ее выпотрошить!
— Только ту, что покрупней, — мелкую и потрошить незачем.
Закро махнул рукой, нагнулся, чтобы вытащить из воды упавшие в нее лопаты, закинул их к себе на плечо и, затенив ладонью глаза, обвел взглядом каменистое русло реки.
— Ну я уже проголодался. Где пировать будем?
— Проедем к Алаверди. И место чудесное, и зелени много.
Варлам запротестовал:
— Там каменщики работают, чинят обвалившиеся зубцы на старой ограде. Отыщем такое место, где нам никто не помешает.
— Может и экскурсия объявиться — нынче ведь воскресенье.
— Какая там экскурсия, завскладом, — скоро уж солнце закатится.
— Да свершится воля ваша! Как хотите, братцы.
— Не хочу в Алаверди, — поморщился Валериан. — На рыбалке я куска не могу проглотить, если рядом не журчит Алазани. Да и зачем нам отсюда уезжать? Вон, посмотрите на ту луговину — лучшего места для пирушки и не придумаешь.
Рыболовы поглядели из-под ладоней туда, куда он показывал.
— Хорошее местечко! И даже дерево стоит посреди лужайки — одобрил его выбор Серго. — Знает толк, ослиная голова, — что твой князь Чолокашвили! Только вот как с машиной быть? Она туда не переберется.
— А на что нам машина? — удивился Шалико. — Подними стекла, запри ее — и дело с концом. Не уведут же — да еще у нас на глазах.
Приятели погрузили всю рыболовную снасть в «Москвич», тщательно заперли дверцы, подхватили под мышки одежду и, забрав с собой вино и провизию, зашагали по воде к дальней отмели.
Место и в самом деле было великолепное. Посреди лужайки огромная осина взметнулась к небу своим пятнистым, как у жирафа, телом. Мощные ветви ее были небрежно раскинуты в стороны, серебристая листва тихо шелестела.
А под деревом расстилался бирюзовый ковер шелковистой травы. Чуть покатая луговина тянулась до самой кромки воды, где, окаймляя ее, свешивались над потоком длинными косами- ветвями карликовые ивы.
Лео огляделся, и лицо у него расплылось от удовольствия.
— Эге, я вижу, сегодня мы будем обедать живехонькими в раю! Чего вам еще нужно, ребята, — и Алазани рядышком течет. Вон какой широченный рукав нам достался! Давай поставим в него вино — пусть немного остудится. Берись за бочонок, Шалико, ты ведь у нас младший.
Шалва с трудом оторвал бочонок от земли и, пошатываясь под его тяжестью, пошел к воде.
Валериан опрокинул ведро в траву.
— Варлам, ступай вон в тот ивняк, нарви лопухов, будут нам вместо тарелок. Ты, Лео, возьми с собой Серго и ступайте за хворостом. А ты чего прислонился к дереву, как лопата? Пойди принеси сучьев и разведи огонь.
Закро лениво двинулся к берегу, побродил среди ив, принес валежника и травы и сложил их кучкой около пустого ведра.
— Чего ждешь? На тебе спички, разжигай огонь.
Скоро пришел Лео с охапкой нанесенного рекой сушняка и подбросил топлива в дымящийся костер.
— Ты над огнем не мудри, с ним и Закро управится. Лучше убери навоз с лужайки, выбрось куда- нибудь подальше. А потом возвращайся и помоги мне рыбу потрошить. Тьфу, что за люди, провались они совсем! Пускают скотину пастись в таком райском месте. И не жалко им — изгадили этакую шелковую мураву!
Закро присел на корточки и дунул в дымящуюся кучку хвороста с такой силой, что тлеющие сучки разлетелись в разные стороны.
Лео рассердился:
— Пентюх, растяпа! Поручи такому хоть какое-нибудь дело! Вставай, убирайся отсюда! Шекспир сказал: жди добра от молодца, коль не вышел у отца!
— Валериан засмеялся и, продолжая потрошить рыбу, одобрительно взглянул на приятеля:
— Ну и язык — бритва! У тебя, брат, не котелок, а целая академия!
— Котелок и у тебя не меньше, голован, да только ума бог в него вложил маловато, — видно, поскупился. Не мог ты, едучи на рыбалку, вдобавок к своему котелку еще один какой ни на есть завалящий котел прихватить? В чем мы рыбу-то варить будем?
— На что мне котел — вон ведро!
— Разве можно в этом ведре съестное варить? Ведь в нем была хлорка; этак мы все ноги протянем!
— Трудно ли отмыть? Воды в Алазани хватит.
— Нет, братцы, рыбу, сваренную в этом ведре, ешьте сами. А я насажу ее на прут да на огне изжарю — вот и будет ладно. Эх, жалко, я не сказал ребятам, чтобы наломали прутьев. Впрочем, вон у нас целая осина под боком! Правда, от такого дерева грех даже сучок отломить…
Но Закро и не понадобилось обламывать осину — Варлам, вернувшись, принес четыре крепких прута для вертелов и охапку огромных листьев.
— Положи лопухи подальше от огня, а то завянут. — Лео наконец удалось разжечь костер, и он вытащил из кармана складной нож, чтобы помочь приятелю потрошить рыбу.
Валериан вдруг вскочил, осклабясь уставился на Закро и потер нос запястьем, так как руки у него были испачканы в потрохах.
— Чему радуешься, голован?
— Вот это штука так штука!
— Какая там еще штука? — Закро отложил обструганный прут и принялся за другой.
— Соли я не захватил!
Закро чуть не выронил прут из рук.
— Ах, кьофа-оглы!
Тем временем вернулись из зарослей парни, принесли целую вязанку хворосту.
— На кой черт нам все это суховетье? Ох, откуда берутся такие безмозглые головы? Точно все разом из ума выжили!
— Да что случилось?
— Соли у нас нет.
— Вот это анекдот! — бросил в сердцах вязанку оземь Серго.
