Подошел официант, держа поднос с фужерами шампанского. Она взяла два, один передала Дзюмпэю и сказала:
— Выпьем.
— За наши специальности, — подхватил Дзюмпэй.
Они чокнулись. Раздался легкий и таинственный звон.
— Кстати, вы женаты? Дзюмпэй покачал головой.
— Я тоже не замужем, — сказала Кириэ.
Ту ночь она провела у Дзюмпэя. Пили вино, подаренное заведением, где познакомились, занимались сексом, а потом уснули. Когда Дзюмпэй в одиннадцатом часу утра проснулся, ее уже не было. На соседней подушке осталась лишь вмятина — словно оттиск утраченной памяти. А на подушке лежала записка: «Ухожу. Пора на работу. Если возникнет желание — позвони».
Он набрал ее номер, и они встретились в субботу вечером. Поужинали в ресторане, слегка выпили, позанимались сексом у Дзюмпэя и вместе уснули. Утром она опять исчезла. Несмотря на воскресный день, осталась лишь короткая записка: «У меня работа. Исчезаю». Чем она занимается, Дзюмпэй по-прежнему не Знал. Одно очевидно: работает она спозаранку. И как минимум по воскресеньям тоже.
Они разговаривали обо всем на свете. Кириэ не страдала комплексами и умела поговорить. Ничего не стесняясь. Она с удовольствием читала книги — биографические, исторические, по психологии и научно- популярные, но не художественную литературу. И на удивление обладала обширными познаниями во всех этих областях. Однажды Дзюмпэя несказанно поразила ее осведомленность в истории строительства сборных домов.
— Погоди, сборные дома? Может, ты работаешь в строительстве?
— No! — ответила она. — Меня интересуют вполне реальные вещи. Только и всего.
Это не помешало ей, прочитав два сборника рассказов Дзюмпэя, лестно о них отозваться.
— Интересней, чем я ожидала. Правда, я втайне переживала, — призналась она. — Думала, как быть, если они мне вдруг покажутся скучными. И что тебе тогда сказать? Но я зря сомневалась — мне очень понравилось, правда.
— Вот и хорошо! — вырвалось у него с облегчением. Когда он давал ей свои книжки — беспокоился о том же.
— Это не лесть, — сказала Кириэ. — В тебе есть нечто… необходимое для того, чтобы прославиться. В рассказах у тебя разлито спокойствие, и некоторые написаны очень свежо, слог красивый. А прежде всего — они умело сбалансированы. По правде говоря, я первым делом обращаю внимание на баланс. Будь то музыка, роман или картины. Когда мне попадаются плохо сбалансированные произведения или исполнение, иными словами — вещи незаконченные, низкосортные, у меня ужасно портится настроение. Меня словно укачивает. Пожалуй, именно поэтому я не хожу на концерты и почти не читаю романов.
— Не хочется натыкаться на вещи с плохим балансом?
— Yep.
— И не читаешь романы и не ходишь на концерты, чтобы риска избежать?
— Именно.
— Но это же крайность.
— По гороскопу я Весы. Я не терплю дисбаланса. Не терплю или… как это сказать… — Она умолкла, подыскивая подходящее слово. Но так и не нашла, лишь неуверенно вздохнула. — Ладно. Мне кажется, тебе следует написать солидный роман — и тогда ты прославишься по-настоящему. Конечно, со временем.
— Я, по сути, могу только рассказы. Романы — не мое, — сухо сказал Дзюмпэй.
— И все же.
Дзюмпэй ничего на это не ответил — только молча прислушивался к шороху кондиционера. Вообще-то он уже несколько раз принимался за роман, но всякий раз откладывал. Никак не мог сосредоточиться надолго. С первых же страниц у него было ощущение, что из-под пера выходит нечто прекрасное. Текст получался живым, и будущее, казалось, уже у него в кармане. Естественно вырисовывалась богатая сюжетными линиями фабула. Но по мере продвижения этот напор и этот блеск постепенно, однако очевидно иссякали, сужались и вскоре исчезали полностью. Так останавливается теряющий скорость локомотив.
Они лежали в постели. На улице осень. Оба нагие после долгого и проникновенного секса. Кириэ прижималась плечом к его руке. На тумбочке рядом стояли два бокала с белым вином.
— Слышь?
— А?
— У тебя же есть еще любимая женщина? Которую ты никак не можешь забыть?
— Есть, — подтвердил он. — А что, по мне видно?
— Конечно, — ответила она. — Женщины это чувствуют.
— Все, что ли?
— Я не говорю за всех женщин.
— А-а.
— Но встречаться с ней ты не можешь, да?
— Есть обстоятельства.
— А возможности их устранить — никакой? Дзюмпэй отрывисто качнул головой.
— Нет.
— Что, сложные?
— Сложные или нет, я не знаю. Но как бы там ни было — обстоятельства.
Кириэ отпила вина.
— А у меня такого человека нет, — произнесла она, словно бы сама себе. — И ты мне очень нравишься. Ты завладел моим сердцем. Когда мы вместе, знаешь, меня охватывают счастье и спокойствие. Но всегда быть с тобой мне не хочется. Ну как, успокоила?
Пальцы Дзюмпэя гладили ее волосы. Вместо ответа он задал свой вопрос:
— Это почему?
— Почему я не собираюсь всегда быть с тобой?
— Да.
— Интересно?
— Самую малость, — съязвил он.
— Завязывать с кем-то постоянные отношения я не могу. Причем не только с тобой — ни с кем, — сказала она. — Мне нужна полная сосредоточенность на том, что я сейчас делаю. Боюсь, перестанет получаться, начни я с кем-то жить и проникнись чувствами к этому человеку. Поэтому лучше пусть все остается как есть.
Дзюмпэй на мгновенье задумался.
— Иными словами, ты избегаешь сердечной привязанности?
— Да.
— Случись такое, нарушится баланс — и это станет серьезной помехой твоей карьере.
— Именно.
— И чтобы избежать такого риска, ты ни с кем вместе не живешь.
Она кивнула.
— Во всяком случае, пока работаю по этой специальности.
— И все же… что у тебя за работа? По-прежнему не хочешь говорить?
— Угадывай.
— Воровка? — спросил Дзюмпэй.
— No — серьезно ответила она. Но взгляд у нее повеселел. — Версия заманчивая, но воры не работают спозаранку.
— Наемный убийца?
— Тогда уж наемная убийца, — поправила она. — В любом случае — No. Чего это тебе лезет в голову одна жуть?
— Твоя работа — в рамках закона, так?
— Так, — ответила она, — в самых что ни на есть рамках.
