— Гошка! Да он же...
Забыв про бутылки с молоком, Гошка кинулся в угол и склонился над Лебеденком. Мальчик погладил ему спину, потрогал скрюченные ноги, подышал на бледный, отвердевший пятачок.
— Да будет тебе, — взмолился Никитка, оттаскивая приятеля от Лебеденка. — Он же околел... не видишь разве?
Насупившись, Гошка принялся кормить остальных поросят. Но делал он это кое-как, поросята сердились, визжали, толкали друг друга, а нахальный Черныш все норовил утащить бутылку с молоком.
«Что же могло случиться? — раздумывал Гошка. Неужели они обкормили поросенка зеленым овсом или неправильно ухаживали за ним? А может быть, застудили? Вон ведь какие щели в углу закутка».
— А знаешь что? Давай закопаем Лебеденка в овраге, — посоветовал Никитка. — Никто ничего не узнает.
— Скажешь тоже, — с досадой отмахнулся Гошка. — У Кузяева каждый наш поросенок на учете. А Лебеденка он лучше всех знает.
— Это так, — согласился Никитка. — А все равно, какой же с нас спрос? Раз околел, значит, околел. Если бы не мы, поросята все равно давно бы подохли.
— Ну и придумал! — рассердился Гошка. — Зачем же мы тогда брались за них? Чтоб в овраг таскать да в землю закапывать?
В закуток заглянула Гошкина мать. Ребята рассказали ей, что случилось.
Александра осмотрела дохлого поросенка и встревожилась:
— Уж не эпидемия ли какая началась? У них это часто бывает. Надо будет Ефиму сказать, пусть он ветеринара вызовет.
Она ушла, а минут через десять явился Кузяев. Вместе с ним пришел и Борька Покатилов.
Кузяев долго осматривал дохлого поросенка, мял ему живот. Потом спросил Гошку:
— Опять зеленый овес давал?
— Давал, — признался Гошка. — Но я мамку спрашивал. Она сказала, понемножку можно. А вдруг у поросенка болезнь какая заразная... Ветеринара бы позвать.
— Тут дело и без ветеринара ясное — отравление, — заявил Кузяев. — Я кому говорил — зеленкой поросят не баловать. Рано еще.
— Что вы, дядя, — заспорил Гошка. — Мы и в книжке читали. Зеленый овес поросятам только на пользу. В нем витамины.
— Хороша польза, — вышел из себя Кузяев. — Какого поросенка загубили — породистого, племенного. Цены ему не было! — Он строго оглядел Гошку. — А ну-ка, где у тебя замок от хлева?
Гошка протянул Кузяеву замок с ключом.
— Зачем он вам?
— А вот затем. Не вашего ума дело поросят выхаживать. То недокорм у вас, то перекорм. Так дальше пойдет, всех шпитомцев прикончите. Придется к поросятам другого человека приставить.
Кузяев выбросил из закутка дохлого поросенка, повесил на дверь замок, запер его и ключ сунул себе в карман.
— Теперь поросят будут кормить Александра с Ульяной. А вы в закуток чтобы и носа больше не совали! Вот так-то, народец!
— Дядя Ефим, — растерянно забормотал Борька, — а как же наш подарок колхозу? К Первому-то мая!
— Уже поднесли подарочек, спасибо вам, — ухмыльнулся Кузяев, кивнув на дохлого поросенка, и вышел со двора.
Ребята остались одни.
— Вот это дядечка у тебя, — удивленно протянул Борька. — Родной, родной, а сурьезный. Вон как распетушился.
Гошка, прикусив губу, смотрел в сторону.
В самом деле: почему так расходился дядя Ефим? Ничего толком не объяснил, отобрал ключ, запретил ребятам ухаживать за поросятами.
— А может, и впрямь мы не так чего делали... — осторожно заметил Никитка. — Дядя Ефим, он бывалый свинарь, зараз все видит, все понимает.
— Знамо дело, не так, — хмуро сказал Борька, обернувшись к Гошке. — А все ты виноват. Отсебятину порешь. Все сам да сам, не посоветуешься ни с кем. Вот и завалил дело с первомайским подарком... И поделом тебя из свинарей выгнали.
— Меня?! Поделом?! — вспыхнув, забормотал Гошка. — А я вот докажу! Голову на отсечение даю! Я правильно ухаживал, правильно!
Он вдруг схватил пустой мешок и принялся засовывать в него дохлого Лебеденка.
— Закапывать потащишь? В овраг, да? — спросил Никитка.
Гошка покачал головой.
Нет, он снесет Лебеденка в городскую ветлечебницу. Пусть там врачи как следует осмотрят поросенка и точно скажут, почему он погиб.
— Так до города же восемнадцать километров, — удивился Никитка.
— Ну и что. А я напрямик, на лыжах.
— А лыжни уже нет. И проталины на пригорках появились.
— Тогда пешком пойду.
— Пустой разговор. — Борька пренебрежительно махнул рукой. — Да в лечебнице никто дохлого поросенка и смотреть не будет.
— Как это не будет? — взорвался Гошка. — А если у нас заболевание какое началось? Эпидемия? Если завтра все остальные погибнут?
Никитка понял — Гошку уже не отговоришь, и предложил Борьке пойти в ветлечебницу всем троим.
— Охота была зазря ноги бить, — фыркнул Борька. — Дядя же Ефим прямо сказал: отравление.
— И не надо. Один пойду! — выкрикнул Гошка и ринулся в избу.
В ЛЕЧЕБНИЦЕ
Поздно вечером, когда мать вернулась с фермы, Гошка попытался завести с ней разговор о поросятах, о дяде Ефиме.
Но мать была чем-то расстроена и только отмахнулась от сына.
— Вот вскружили тебе голову эти поросята. Да плюнь ты на них, забудь. Лучше о школе подумай. Опять учительница жалуется — в классе у тебя только и разговоров что о шпитомцах.
— А чего ж не поговорить? — буркнул Гошка. — Мы их в подарок готовили.
Но тут прибежал Митька Кузяев и сказал, что отец по срочному делу вызывает тетю Шуру на ферму. Наспех накинув кожушок, она ушла.
«Вот и поговори с ней! Всегда-то ей недосуг», — подумал Гошка и разобиженный лег спать.
Проснулся он рано. За окнами только начинал брезжить рассвет.
Мать, Клава и Мишка крепко спали.
Гошка оставил записку: «Ушел ставить силки», сунул за пазуху кусок хлеба и осторожно вышел в сени. Привязал к мешку с Лебеденком веревочки, пристроил мешок за спину и только вышел на улицу, как столкнулся с Никиткой.
В руках тот держал лыжи.
— А ты зачем? — подозрительно оглядел его Гошка. — Я же сказал: один обойдусь.
