его неустаревающие методы. После них трудно чувствовать себя героем и победителем, так что пришлось временно отступить и умолкнуть.
Но хуже всего то, что в разгар ссоры из комнаты появилась-таки Мила и, по-прежнему глядя лишь на родителей, вступилась за меня. Наверняка ей нравится чувствовать себя милосердной и всепрощающей, однако это еще больше меня разозлило.
Да и что есть поступок Милы: что, если не равнодушное великодушие победителя?..
Макс еще пожалеет!
С утра ужасно болела голова, а вчерашнее спокойствие исчезло, словно его и не было. Наверное, все дело в отвратительной сцене, которая разыгралась вчера у нас. Эля казалась маленьким волчонком, загнанным в угол клетки. Она огрызалась, но так обреченно-отчаянно, что видно: она и не надеется выиграть, просто дерется из последних сил, потому что не может не драться. Если уж говорить откровенно, эта черта меня в ней восхищает, как упорство и удивительное жизнелюбие, присущие сестре. Она твердо стоит на земле, тогда как я, оступаясь, вышагиваю на носочках. Отца я тоже не одобряю, но в отличие от Эли понимаю. Он живет для себя. Я просто не жду от него ничего — уже давно, с пятого класса. Эля тогда была еще совсем маленькой, и он обещал повести нас в зоопарк, но не повел. Послал вместо себя подчиненного и откупился от нас деньгами: «Девочки, не стесняйтесь в своих желаниях: аттракционы, пони, мороженое-попкорн — сколько влезет!» Ему легче заплатить, чем что-то сделать. Я хорошо запомнила тот день и, кажется, уже тогда поняла все об отце. Эля — еще нет. Моя младшая сестра все-таки идеалистка, как бы это смешно ни звучало.
Кстати, непонятно, что случилось с Элей. Она все ходила торжествующая, а вчера ее словно подменили. Неужели поссорилась с Максом?
Сердце глухо екнуло в груди. Глупое. Не нужно думать об этом. С Максом покончено в любом случае. Не могу же я встречаться с ним после того, как он гулял с моей родной сестрой?.. Или могу… Как же ужасно!
Джинсы, розовый топик, куртка — я оделась автоматически и только в метро заметила, что машинально взяла подходящие к топику кроссовки с розовыми же шнурками. Вот что значит привычка. В каком бы состоянии духа ни находился, рефлексы срабатывают прежде сознания. Что бы ни случилось, я, видно, просто не смогу смешать коричневое с синим, а спортивное с классикой.
Уже у дверей института меня окликнул Макс:
— Мил, можно тебя на минутку?
— Да, — отозвалась я, чувствуя, что ноги слабеют и отказываются мне служить.
Он отвел меня за угол здания — туда, где нас не увидят спешащие на лекции однокурсники.
— Мил, я думал о том, что ты вчера сказала. Ты сильная, и я был не прав.
Мысли заметались в голове стайкой вспугнутых птиц. В чем не прав? В том, что избегал меня? В том, что встречался с Элей?
— Ты мне нравишься, и, если разобраться, больше, чем… — он замялся.
— Кто? — жестко спросила я. Не надо было ему вспоминать об Эле. Не надо…
— Ну ты сама знаешь…
Я почувствовала, будто меня ударили под дых. Может, Макс так развлекается? А что, многим парням нравится встречаться сразу с двумя девушками, особо пикантно, когда эти девушки — родные сестры.
— Не знаю, — проговорила я чужим голосом. — Извини, Макс, лекция. Опаздываю.
Я уходила от него на негнущихся ногах, еще надеясь, что он окликнет, догонит меня, объяснит, что я — вздорная дурочка и напридумывала себе бог знает что!
Но он не окликнул.
На лекциях я то и дело ловила на себе задумчивый взгляд Макса. Что же все-таки случилось?
Нет, я не освободилась от своего похожего на раковую болезнь чувства, сердце по-прежнему то замирало, то начинало взволнованно биться, все валилось из рук, словно я собиралась побить все рекорды неуклюжести, однако я уже не была прежней. День, когда я узнала о Максе и Эле, словно подвел черту под уравнением.
Сейчас, на семинаре по основам менеджмента, я сидела, опустив глаза. Молодой преподаватель, вихрастый очкарик, сам похожий на студента, уже задал мне несколько вопросов, на которые я не смогла ответить — только вздрагивала и переспрашивала. Макс действует на меня, словно кислота. Чувство к нему разъедает сердце, мешая жить, но я точно знаю: мы никогда не будем вместе.
Семинар закончился так быстро, хотя, пока он шел, мне показалось, что минула целая вечность. Я стала собирать вещи в сумку, и, конечно, уронила мобильник, а затем ручку. Нагнувшись, хотела подобрать вещи с пола. Но меня опередили.
Миг — и загорелая мужская рука с неровно подстриженными ногтями уже протягивала мне мобильник с болтающейся на нем подвеской-сердечком. Я впервые взглянула на свой телефон словно бы со стороны и вдруг устыдилась: он какой-то совсем детский, такой, наверное, прилично иметь пятнадцатилетней девчонке, моей сестре, а вовсе не мне.
Молодой преподаватель тоже вдруг покраснел, совершенно необъяснимо.
— Вот, возьмите, — сказал он, быстро пихая мне в руку аппарат. — Вы, наверное, сегодня плохо себя чувствуете, не надо было сидеть на семинаре. Сказали бы, я бы вас отпустил.
— Что вы, Эдуард… Валентинович, — пробормотала я, споткнувшись на сложном имени, — все хорошо, спасибо.
— Ну хорошо, что хорошо. А то я на машине, мог бы подвезти, если вам плохо.
Это он из гуманизма? Или просто клеится ко мне?! Этого еще не хватало!
— Нет, спасибо, я сама! — поспешно произнесла я и, подхватив сумку, пулей вылетела в коридор.
В коридоре у стены стоял Макс. Наверняка он видел и слышал все, что произошло в аудитории.
С пылающими щеками — как будто у меня и в самом деле поднялась температура, — я пробежала мимо.
Каблучки стучали по лестнице, точно попадая в ритм сердца: тук-тук-тук-тук-тук. Сбежав до нижней площадки, я остановилась, чтобы отдышаться.
В коридор выглянула Наташа.
— От кого убегаешь? — с любопытством поинтересовалась она.
— Нет, не убегаю…
Сверху донесся звук шагов. Это спускался Эдуард Валентинович, и я невольно попятилась, ища, где бы укрыться, но, опомнившись, осталась на месте, сделав вид, будто что-то ищу в сумке.
Преподаватель прошел мимо нас под любопытно-ехидным Наташкиным взглядом.
— А! От Эдуарда убегала! — торжественно заявила она, когда его спина, наконец, исчезла из зоны видимости. — И не отрицай. Странно, что он к тебе только сейчас пристал.
— В смысле?! — не поняла я, роняя вытащенный из сумки плеер.
— Только не говори, будто ничего не замечала! — засмеялась Наташка.
— Что именно?
Я подняла плеер, к счастью, уцелевший после падения, и принялась задумчиво крутить его в руках. Наташкины намеки стали для меня откровением.
— Как это что?! — рассердилась она. — То, что он на тебя западает, конечно! С чего бы, ты думала, он на тебя каждую лекцию пялится? А сегодня так вообще исстрадался, все не знал, как привлечь твое драгоценное внимание. И не смотри на меня такими круглыми глазами. Я, конечно, понимаю, что у тебя другие на уме, но замечать все надо, ведь не в космосе живешь.
Я медленно и тяжело переваривала информацию. Наверное, я живу в космосе. Да, я обратила внимание на то, что Эдуард Валентинович, рассказывая о чем-то, часто обращается ко мне, но всегда считала, что это оттого, что я сижу в первом ряду, не пропускаю занятия и вообще произвожу впечатление девочки, заинтересованной в получении знаний. А тут такое
! Вот еще новости!
— И что, — осторожно продолжила допрос я, — об этом… ну об Эдуарде вся группа знает?
