устало и с досадой, но скоро и ему захотелось улыбнуться. У Шарлотты был такой же утомленный, хотя и не раздраженный вид, и он подумал, что она с рассвета готовила это бабушкино рагу, а потом уселась за машинку тоже оттого, что ей не спалось.
— Как спала? — поинтересовался он.
— Ничего. А ты? — спросила она, склонив голову набок.
— Как убитый, — ответил Дункан, ядовито улыбаясь.
— Мог бы уехать домой.
— И отдать бедного грабителя в твои руки?
— Ах да, грабитель… Я совсем о нем забыла. — Она достала из корзинки две прихватки. — А ты думаешь, он еще придет?
— Это зависит от того, сделал он тут все, что хотел, или нет. — Дункан не думал, что его слова так напугают Шарлотту.
Она неожиданно побледнела, но постаралась улыбнуться и быстро открыла духовку.
— Послушай, Дункан, — сказала она, — может быть, ты знаешь больше об этом грабителе, но только не говоришь?
— Конечно, нет.
Она поставила горячую сковороду на плиту.
— Слушай, если бы я была подозрительным человеком, то приняла бы за мошенника тебя.
Дункан выдвинул стул и сел.
— А, значит, ты решила, что я использую свое богатство и связи, чтобы обобрать бедняжку Тельму!
— Ну что ж, это мысль… — Шарлотта пожала плечами, посмотрела на кипящую массу и снова бросила прихватки в корзину.
— Шарлотта, — очень спокойно сказал Дункан, — не будь идиоткой.
Она вовремя выключила кофеварку и сказала, стараясь не улыбаться:
— Я очень мало о тебе знаю, Дункан.
— Ты знаешь обо мне куда больше, чем все женщины, с которыми я был знаком. И я хочу, чтобы ты знала обо мне еще больше.
Теперь она уже сияла до ушей. Вскочив, Дункан схватил ее за талию, покружил по кухне, потом опустил на пол и звонко чмокнул.
— Если бы я знал, что моя маленькая мошенница восхитительная, красивая и в высшей степени загадочная женщина, то непременно отложил бы покупку 'Телеграммы' и охотился бы только за тобой. Но пока, любовь моя, мне придется пойти на незначительную встречу, а я, увы, не захватил сюда ни одного делового костюма. Может, все-таки попробуем вместе поужинать вечером?
— Ты хочешь сказать, что назначаешь мне очередное свидание?
— Ну, я бы сказал, это уже нечто большее, чем свидание.
— Мне надеть вельветовые брюки? — с подтекстом спросила Шарлотта.
— Разумеется, а я достану генеральскую форму.
— Идет, — согласилась она.
Дункан ушел, так и не попробовав рагу бабушки Баттерфилд.
Шарлотта целый день много работала, а вечером вознаградила себя ароматической ванной и окончанием Ниро Вольфа. Дункан не сказал, в котором часу придет, но она решила, что в семь. День получился на редкость удачным. Никто ее не тревожил, Она не разговаривала ни с Мэри-Джо, ни с Тельмой, ни с братьями, ни, слава Богу, с Питером Барнаби. Дункан тоже не звонил. Это был один из тех дней, о которых она мечтала, перебираясь в Толливер-хаус: мирный, организованный, плодотворный.
К тому же предстоящий ужин с Дунканом должен был скрасить ее одиночество.
Шарлотта надела черную бархатную юбку, белую шелковую блузку и пиджачок, расшитый бисером, который придавал ее строгому стилю некоторую романтичность. Чуть повозившись с волосами, она быстро оставила их в покое, решив, что с рубиновыми сережками в ушах ее прическа выглядит лучше.
Ровно в семь она была готова, но Дункан не появился. Тогда, усевшись в гостиной, она стала о нем думать. Весь день он тревожил ее воображение, хотела она того или нет. И все же она сумела сделать кучу работы. Мысли о нем — о том, что они скажут друг другу вечером, — отчего-то придавали ей силы. Это было восхитительное ощущение. Окрыляющее.
Часы пробили семь пятнадцать и затикали дальше.
У Шарлотты бурчало в животе, но она не могла съесть больше ни одной ложки рагу. Она никогда не ела специально перед свиданием, чтобы потом сделать вид, что у нее аппетит как у цикады. Это всегда казалось ей диким и глупым. Ну для чего же мужчина приглашает ее на ужин, если не поесть? Приятная беседа, хорошая еда — чего еще можно желать? К тому же она никогда не получала удовольствия, наблюдая, как едят другие…
И тем не менее не пить же ей на пустой желудок… Шарлотта нашла несколько крекеров и снова стала ждать. На часах было полвосьмого.
В семь сорок пять она решила, что Толливеры и Баттерфилды привыкли ужинать в совершенно разное время. В восемь Шарлотта уже знала, что Дункан не придет. Есть ей совершенно расхотелось. Она сказала себе, что не станет плакать и ругаться. А что она станет делать? Дункан надул ее! Она мерила шагами гостиную. Еще пять минут. Она дает еще пять минут.
Телефон зазвонил через шесть минут.
Шарлотта выждала, пока он прогудел восемь раз, и только потом сняла трубку. Несмотря на то, что руки у нее дрожали, она сдержанно сказала:
— Шарлотта Баттерфилд слушает.
— Шерл!
Сердце у нее испуганно екнуло.
— Ричард?
— Шерл, приезжай, Дункан здесь…
— То есть где это… здесь?
— Он ранен, Шерл.
У Шарлотты засосало под ложечкой.
— Ой, Ричард, что случилось?
— Ничего страшного, Лось присматривает за ним. Но ты приезжай, хорошо?
— Еду.
Общежитие ее братьев находилось в не слишком привлекательном старом кирпичном здании в самой середине университетской территории. Когда Шарлотта училась в университете, она предпочитала обходить это здание стороной… Она поставила машину у входа — разумеется, незаконно — и быстро вошла внутрь.
Лось оказался правым защитником из университетской футбольной команды: росту в нем было больше шести футов, а весил он двести шестьдесят фунтов, не меньше. Поздоровавшись с Шарлоттой, он отошел в сторону, и тогда она увидела, что на диване лежит Дункан с пакетом, наполненным кубиками льда, на подбородке. Галстук у него был ослаблен, а крахмальная сорочка до середины расстегнута и забрызгана кровью. Над правой бровью виднелась ссадина, а костяшки пальцев были разбиты. Сейчас он совсем не был похож на образцового бизнесмена.
— Ничего страшного, — сказал Лось.
— Что стряслось?
Молодые люди, столпившиеся вокруг Шарлотты, и сам Толливер из Сан-Франциско молчали. Ричард и Роберт Баттерфилды, два славных долговязых паренька, такие же вихрастые, как и их сестрица, чувствовали себя явно неловко. Здоровенный Лось был определенно смущен. Дункан убрал с подбородка пакет со льдом и кривовато улыбнулся Шарлотте. Подбородок у него был здорово разбит, губа рассечена, но уже не кровоточила.
— Первая ресторанная драка за шестнадцать лет, — сообщил он. — Надул тебя с ужином, да, детка? Садись, дорогая.
