конечно.
– Хотите чаю? – радушно предложил Ковалев.
Великанов отрицательно покачал головой, хотя предложение было в самый раз, учитывая, что именно от чаепития его и оторвали.
– Тогда, может быть, кофе? С круассаном, а, Сергей Сергеевич? Когда вы последний раз видели круассан?
Великанов едва не зажмурился – так натурально нарисовались перед ним горячий рожок, начиненный шоколадом, и чашка ароматно дымящегося кофе.
– Может, лучше скажете, что случилось? – сказал он с усилием. – К чему это все?
– Как хотите. К вам приехал адвокат, – сказал Ковалев, зевнул и инстинктивно прикрыл рот рукой.
– Зачем? – удивился Великанов. – Какой адвокат? Почему?
– Вот и я хотел узнать, – вкрадчиво заметил Ковалев. Он сейчас походил на кота, сомневающегося в том, что ему дадут отведать сметаны. – Дело ваше вроде давно закрыто, все ходатайства о пересмотре отклонены. Или я чего-то о вас не знаю, Сергей Сергеевич Великанов, доктор вы наш драгоценный, а? Если так, то это нехорошо, очень нехорошо, крайне нехорошо!
– Не мне судить, что вы обо мне знаете, а что нет. Да и вообще, мне это, честно говоря, до одного места.
– Та-аак, – протянул Ковалев и поднялся. – И Юрий Петрович Гордеев вам до одного места? Позвольте не поверить. – Он снова зевнул, на этот раз даже не успев прикрыть рот, а может, даже и не собираясь. И хохотнул: – Честно говоря, засиделся с приятелями до утра, в преферанс играли. Вам такое не знакомо, доктор? Я, конечно, понимаю, что на зоне играют в карты, иначе что за зона, верно? – Он подмигнул. – Но я бы мог предложить вам более человеческое существование, забрал бы вас как-нибудь с собой на ночь, посидели бы в приличной компании за пулькой...
Великанов отрицательно покачал головой.
– Нет?
– Нет.
– Почему?
– Новые исследования неоспоримо показывают, – невозмутимо заметил Великанов, – что медицинские последствия хронического недосыпания могут быть намного серьезнее, чем небольшая рассеянность, некоторое ослабление сообразительности, раздражительность или сонливость. Постоянное недосыпание может приводить к ожирению, способствовать развитию диабета или гипертонии. Вы как вообще, хорошо себя чувствуете, гражданин майор?
– Вот черт, – помрачнел Ковалев. – Только не нужно мне портить настроение! Я и так вчера проиграл...
– Кто это – Гордеев? – напомнил Великанов. – Юрий Петрович, вы сказали?
– Тот самый адвокат, – объяснил Ковалев. – Знаменитый, между прочим, юрист. Узкий специалист по уголовным делам. С опытом работы в генеральной прокуратуре. Сейчас работает в Химках. В вашем родном городе. Неужто не знаете?
Великанов подумал и сказал:
– Я с ним не знаком. Меня защищал другой человек.
– Да знаю я про это, – с досадой махнул Ковалев. – Дело твое, тьфу, ваше дело, ваше, Сергей Сергеевич, – если хотите знать, мне даже доставляет удовольствие с вами цивилизованно общаться, – так вот, дело ваше я от корки до корки... а тут этот столичный жук на нашу задницу! Того и жди неприятностей! А?
– Почему?
– Как – почему? Как – почему?! Такой тип, как Гордеев, за здорово живешь в нашу тмутаракань... У него должен быть в этом ого-го какой интерес! Ну что вы молчите, Великанов? Вам действительно нечего мне сказать по этому поводу? Ладно, если вы тут ни при чем, давайте так договоримся. Вам же у нас неплохо живется, Сергей Сергеевич?
– Более-менее, – сдержанно сказал Великанов.
– Да еще учитывая ваш приговор и ваше преступление, а? – продолжал Ковалев. – У вас могли быть серьезные проблемы. Но их, к счастью, нет, верно? Надо отдать вам должное, вы сумели себя поставить так, как это мало кому удается, но... Согласитесь, без четкой работы лагерной администрации и...
– Можно короче? – попросил Великанов. – Я понял вашу мысль. Я многим вам обязан.
– Именно! Именно. Короче, так. – Тон у майора стал гораздо жестче, и иллюзия, что они разговаривают на равных, у Великанова мгновенно улетучилась. – Если поймете, что дело нечисто, что этот столичный хмырь Гордеев приехал копать под наше исправительно-трудовое учреждение – вообще, почувствуете что- то не то... ну, в общем, я должен обо всем знать.
– Гражданин майор, – возразил Великанов, – мне казалось, мы поняли друг друга, и уже давно.
– В смысле?
– Я не стану стучать.
– Куда стучать? – немедленно возмутился Ковалев. – Кому стучать?! На кого?! И вообще, Великанов, что у вас за выражения – стучать! Фу! А еще интеллигентный человек! Ну что вы говорите?! Стучит одна лагерная сволочь на другую. А мы о чем говорим? Мы говорим сейчас фактически как соратники, болеющие за общее дело. Понимаете меня? Мы с вами должны проявить корпоративную солидарность, как говорят сейчас в бизнесе, потому что мы, буквально мы с вами – майор Ковалев и заключенный Великанов, находимся в одной системе координат, в одной фирме, если угодно, и этот мутный Гордеев, заколачивающий сумасшедшие деньги на чужих несчастьях, – чужак, посланец внешних сил, который по своей воле с добрыми намерениями едва ли явится! – Ковалев перевел дух, вытер лоб и продолжил неожиданно жалобным голосом: – Ну в самом деле, что я вам школьные истины толкую, Сергей Сергеич? Вы все прекрасно понимаете, вы разумный человек, вы доктор, вы, как никто другой, знаете, как бороться за здоровье организма, как изводить микробов и так далее. Правильно?
Великанов молчал. Ему было не по себе. Кажется, только сейчас впервые за долгое время он почувствовал, насколько может быть опасен этот Ковалев. Он очень непрост, очень хитер, очень опытен, ему-то все это не впервой, ловушки расставляет на каждом шагу, и, кажется, деваться от него некуда. Почему же он раньше не принимал его всерьез? Впрочем, какая разница – что бы он, простой зэк, смог предпринять? А что он теперь может? Все то же, что и раньше, – помалкивать в тряпочку да следить за всем происходящим в оба, короче говоря, стараться уцелеть с минимальными потерями, что в данном случае означает не совершать больших подлостей.
Тут Великанов подумал, что ведь наверняка за его встречей с Гордеевым замначальника по оперативной работе будет следить – если не в режиме реального времени, то с помощью какой-нибудь записывающей аппаратуры. Сейчас этого добра в любой тмутаракани хватает. А раз так, то любые свидетельства его, Великанова, уже превращаются в пустую формальность – информация у Ковалева в любом случае будет. И значит, можно будет действительно все расска... Стоп! Что с ним происходит? Неужели ушлому майору все-таки удалось заразить его своей филерской, стукаческой философией? И он теперь уже заранее оправдывает свою последующую подлость?! Да не бывать этому никогда! Ему ли не знать, что такое передача информации одному лицу про другого?! Возможен только один вариант, когда это морально оправданно – если чьей-то жизни угрожает опасность. А он, Сергей Великанов, давал клятву Гиппократа, и для него это не просто формальная медицинская присяга, это кодекс поведения на всю жизнь.
– Правильно? – повторил Ковалев.
И Великанов кивнул. В конце концов, ему было уже просто интересно взглянуть на этого Гордеева, что это за столичная знаменитость такая и что ему от него нужно? Может, он сам прикатил в поисках какой-то информации? Мало ли любопытных людей встречал доктор Великанов в гражданской своей жизни!
Он встал.
На стене среди планов политинформаций и прочих учебно-воспитательных мероприятий висела журнальная вырезка, привлекшая его внимание, и Великанов не отказал себе в удовольствии прочитать ее вслух:
«Женщины, регулярно делающие своим любимым минет и глотающие сперму, на сорок процентов реже
