из наших компьютеров?
– Э-э-э... процентов восемьдесят пять. Ну, или чуть меньше. – Сисадмин поднял толстый палец и почесал широкую переносицу. – Думаю, если он повесит эту статью еще где-нибудь, я смогу его вычислить с большей вероятностью.
– Дай бог, дай бог... – тихо и задумчиво проговорил Андрей Долгов.
– Видите ли, этот парень повесил несколько примочек, которые не позволяют...
Андрей предостерегающе поднял руку.
– Не грузи, – сухо сказал он. – Это все твои проблемы. Мне важно, чтобы ты вычислил предателя. – Внезапно Долгов сощурился. – Как думаешь, твой таинственный хакер не может быть тем самым злоумышленником?
– Хакер? – Сковородников секунду или две размышлял, затем пожал плечами. – Все возможно.
Долгов положил компьютерщику ладонь на плечо, заглянул ему в глаза и тихо и проникновенно проговорил:
– Найди мне его, Марк. Пожалуйста, найди. Виктор Олегович не заслуживает такого отношения. Ты согласен?
Голос Андрея звучал гипнотизирующее. Компьютерщик смотрел на него, как кролик на удава.
– Ну, так как? Ты сделаешь это?
– Да... Да, конечно. – Сковородников тряхнул кудлатой головой, словно выходил из забытья.
– Вот и отлично. – Андрей сдержанно улыбнулся и откинулся на спинку кресла.
– Я... могу идти?
– Да, Марк. Конечно, иди. Передавай привет жене и ребенку.
– Обязательно.
Компьютерщик поднялся со стула и, неуклюже пожав Андрею руку, вышел из кабинета. Дождавшись, пока за Сковородниковым закроется дверь, Андрей крутанулся в вертящемся кресле к окну. Теребя пальцами нижнюю губу, он некоторое время смотрел на небо, на проплывающие в прямоугольник окна грязно-серые облака и размышлял.
Значит, «крыса» здесь, в здании... Под самым носом у Долгова... Забавно...
На восточном лице Долгова появилась тонкая усмешка. Ему вдруг показалось, что одно из облаков похоже на Хозяина. Андрей выставил вперед палец, прищурил левый глаз и сделал губами «пш», озвучивая воображаемый выстрел. Затем снова повернулся к столу, открыл верхний ящик и заглянул в него. В ящике лежали грязные, мятые конверты. Разглядывая их, он вдруг начал тихо шептать себе под нос. Это были любимые стихи Мохова, которые тот часто бормотал в подпитии. И за долгие годы Андрей выучил их наизусть. Хотя понимал по-своему.
Андрей вдруг перестал шептать и резко закрыл ящик стола, повернул ключ в замочной скважине, вынул его и вставил в маленькую коробочку-брелок, болтающуюся у него на связке ключей. Связку вместе с брелоком он запихал обратно в карман брюк.
6
«Ох, не хотел переходить на водку. Бокал-другой вина меня последнее время бодрит. А вот водка... Либо злюсь на весь мир, либо в полную размазню превращаюсь. Но в проклятом баре не нашлось ничего подходящего, кроме подслащенного дерьма. Пришлось взять рюмку водки (исключительно чтобы расслабиться после тяжелого трудового дня), а там, как обычно и бывает, понеслось. Нет, не скажу, что я сильно пьян, но башка тяжелая – это факт.
Мог бы спать лечь, но вспомнил о данном себе слове – каждый вечер делать запись в дневнике. Клялся ведь. Можно сказать, божился. А значит, никуда не деться, придется писать. Итак, начинаю... А с чего, собственно, начать? С похода к секретарше Татьяне? Да, с этого и начну.
На работе девушку не застал, сказали – приболела. Ввалился к ней прямо домой. Стою, жму на кнопку звонка, а сам думаю: о чем с ней буду говорить? Фактов и улик у меня никаких. Одни лишь догадки. Была одна фотография с голой женской спинкой, да и ту Долгов в капусту пошинковал. Ладно, думаю, буду импровизировать.
Дверь открывается. А вместе с дверью открывается и рот моей барышни. Изумлена.
Я ей:
– Здравствуйте, моя милая!
Она мне:
– Это вы?
Хороший, думаю, вопрос. Перед тем как ответить, я на всякий случай глянул в зеркало. Действительно – я. Так и ответил. Однако барышня не переставала удивляться.
– Как это неожиданно, – говорит.
– Сам не ожидал, что меня к вам занесет, – отвечаю. – Как вы себя чувствуете?
– Нормально. А что?
– Ну, вы же болеете. Больничный взяли.
Барышня опомнилась, напустила на себя измученный вид, даже в кулак кашлянула для правдоподобия.
– Спасибо, – говорит, – уже лучше. Хотите войти?
Хочу ли я войти! Глупый вопрос. Передо мной стоит девушка с формами Памелы Андерсон в одном легком халатике на голом теле. Хочу ли я войти?
Ладно, вошел. Объяснил, что хочу поговорить. Провела в гостиную. Квартира у барышни обставлена, как говорят писатели, «чрезвычайно мило». Диванчики, мягкие кресла, красные шторы, синие стеллажи, белый журнальный столик, какие-то железные, хромированные стойки. Короче, высокий стиль начала XXI века – помесь лазарета с «Макдоналдсом».
– Очень, – говорю, – у вас миленько.
– Спасибо, – отвечает, – сама обставляла.
Пара слов о том о сем, и тут же беру быка за рога – перехожу то есть к делу.
– Вы, – спрашиваю, – фотографией не увлекаетесь?
И бровью не двинула.
– Нет, – отвечает, – а что?
– Видел тут недавно одну фотографию. В стиле «ню». Девушка-модель – ну просто красавица. Кстати, очень похожа на вас. Вы, случайно, моделью раньше не работали?
И снова ноль эмоций. Ну, думаю, крепкий орешек. Но и мы не лыком шиты. Продолжаю «качать».
– Милая, – говорю, – не стоит мне врать. Я прирожденный факир, к тому же в отцы вам гожусь. Вижу вас насквозь, и все такое.
Пришлось, конечно, натянуть на себя маску законченного подонка, этакого энкавэдэшника сталинской эпохи. Посверлил ее с минуту глазами, голосом как надо поработал. Вижу – сдается моя барышня, превращается из Снежной королева в маленькую Герду. Вот-вот расплачется. Однако не сдаюсь и играю «чекиста» дальше.
– Вам, – говорю, – сейчас фотографии предоставить или чуть-чуть попозже? Там есть прекрасные ракурсы, на которых ваше милое личико видно как на ладони. Кстати, – продолжаю, – у меня есть знакомые в русском «Плейбое». Что, если я покажу им пару ваших снимков? Они из вас сделают настоящую звезду.
Несу всю эту ахинею, а сам не спускаю глаз с ее лица. И вижу – личико-то живет. Да как откровенно живет! На каждое слово реагирует. Тут и факиром не надо быть, каждая мысль морщинкой проступает. Ну, думаю, не зря блефовал. Сволочная, конечно, работа, но что делать? Если уж Бог наградил скверным талантом вселять в людей ужас, так надо им пользоваться.
В общем, подбросил льда в голос и продолжаю валять дурака. На Танечке лица нет. Бледнеет, розовеет, пятнами идет. Когда дошел до того, что отправлю ее на нары, чуть в обморок не хлопнулась. Пришлось взбрызнуть ее милое личико водой. Ощущение было такое, словно чайную розу поливаю. Быстро
