По серой дороге подкатил автобус, развернулся и остановился перед ними. Дверцы распахнулись, шофер поглядел на них сонными глазами и сказал:
– Ну что – особое приглашение?
«Сколько же раз я слышал это дурацкое выражение, – подумал Валентин. – Ни фига в нашей замечательной стране не меняется. Люди, главное, не меняются...»
Они вошли. Садясь рядом с Аллой, Валентин внезапно ощутил острую боль, от которой напряглись все мышцы, пересохло в горле и тело заломило, как от страшной усталости.
– Видно, вы здорово вымотались, – сказала девушка, глядя на его отражение в сереющем стекле.
– Нет, – сказал Валентин. – Просто закружилась голова.
– А вы кто? – спросила она. – Вы не механик, верно? Я вас за механика приняла.
– Я не механик, – сказал он, откинув голову на спинку сиденья. Сейчас на него и в самом деле навалилась усталость. – Я тут перевоспитываюсь.
– Вы недавний зэк, да? – небрежным тоном спросила Алла.
– Нет, я из «Братства чувства», – ответил Валентин.
– Ну это еще ничего. Вас мылом вытрезвляют, да?
– Давно пора, – усмехнулся он.
– Вы, наверно, какой-нибудь университет кончали? – подумав, спросила она.
– Мы университетов не кончали, – шутливо ответил он. – Нам без надобности.
На конечной остановке вошли под навес, где торговали фруктами.
– А что вы делали, пока не стали перевоспитываться?
– Я-то? – переспросил Валентин. – Да все на свете.
– Ну, например?
– Машины чинил. В море плавал. Играл.
– Играли? – засмеялась Алла. – В карты, что ли?
– Музыку, – сказал Валентин, удивляясь, что произносит это слово вслух. – Я был в некотором роде музыкантом.
– Ух ты, – сказала Алла. – На саксофоне умеете?
– На рояле, – отозвался Валентин. – На гитаре. Джаз. И все на свете.
– И у вас было много денег?
– Ни гроша. Никогда в жизни.
– Значит, вы не бог весть какой музыкант, правда? – улыбаясь, заметила она. – То есть вы как раз вовремя получили постоянную работу?
Валентин ступил с тротуара и, пошатнувшись, сделал несколько шагов по банановой кожуре.
– Осторожно! – Алла протянула руку, чтобы поддержать его. – Это, наверно, с непривычки – ведь всю смену отработали без дураков.
– Я всегда считал, что к работе надо привыкать постепенно, – сказал Валентин. – Просто сегодняшний день у меня был очень долгим.
Перед ними остановился другой автобус, в нем было полно народу. Валентин и Алла взобрались в него и сели порознь на последние два свободных места. Валентина мгновенно сморил сон. Когда он очнулся, автобус почти опустел, впереди виднелись столбы эстакады, и над ними, на утреннем солнце, поблескивали бегущие машины. Алла тормошила его за плечо.
– Эй, поглядите-ка! Вам сюда надо?
– Что-то не пойму, – сказал Валентин, с трудом поднимаясь на ноги, – вроде бы сюда.
Улица была широкая, по обе ее стороны тянулись дешевые забегаловки и какие-то бессмысленные витрины. На ближнем перекрестке торчали четыре покосившиеся деревянные гостиницы с почерневшими от сажи балконами и вывесками, кое-как приляпанными над входом. Кажется, он проходил мимо них по пути к своему «Братству».
– Ну вот, – сказала Алла, – отсюда вы сами найдете дорогу. Спасибо за компанию.
Валентин следил взглядом, как она сошла на мостовую, проскользнула перед грузовиком с прицепом, который остановился, пропуская ее, и по-девчоночьи резво побежала на ту сторону улицы. Тротуар уже заполнила толпа пешеходов.
– Эй! – крикнул он, ринувшись вслед за ней в гущу проходивших машин. – Эй!
Она остановилась и подождала.
– Постойте минутку. Давайте чего-нибудь выпьем.
– Вам, наверно, сейчас нельзя, – сказала она. – Вы сразу отрубитесь.
– И не подумаю, – возразил Валентин. – Выпивка – это самая полезная штука на свете. Терапия. Перевоспитание.
Алла молча улыбнулась тротуару под ногами и дала себя увести в ближайший бар. Они взяли по бокалу пива.
– За перевоспитание...
Он выпил и вдруг вскочил, прижал руку к животу и нетвердыми шагами пошел за стойку. Лицо у бармена стало скучно-брезгливым.
– Вон в ту дверь, – сказал он. – Да смотри, аккуратно мне!
Валентин вернулся, неуверенно опустился на стул и потребовал еще бокал.
– Я же вам говорила, – сказала Алла.
– Ерунда, – ответил Валентин. – Я прекрасно себя чувствую.
– От одного стакана этой бурды у вас уже язык заплетается.
– Я человек впечатлительный, – сказал Валентин. – В этом все дело. Мне сейчас нужна хорошая компания...
– Вам нужно одно, – сказала Алла, вставая, – завалиться в постель. Я вот иду спать и вам советую.
Он отодвинул свой бокал и вышел за ней на улицу.
– Ладно, дурацкая была затея, – сказал он, – вы правы.
– Пока. Может, еще увидимся у лифта.
– Постойте. Где вы живете?
– Я уже дома, – ответила она. – Я живу наверху.
Он поднял голову.
– Снимаю квартиру, – объяснила она. – Мне неприятности не нужны.
– Давно?
– Недавно. Я из Химок.
– А чем раньше занималась?
– Цветы продавала.
– А теперь?
– Все вам скажи...
Они постояли на тротуаре. Люди проходили мимо, не обращая на них внимания, наверно, думали, влюбленная парочка поссорилась.
– Я вас к себе не приглашаю, если вы этого ждете. Так и знайте.
– А я и не жду, – серьезно сказал Валентин. – Я понимаю.
Она вытащила из сумочки сигарету, закурила, поморщилась и с отчаянием швырнула ее на тротуар.
– Да провались оно все, – сказала она. – Идем.
10
Старший оперуполномоченный местной уголовки Сергеенков показал Гордееву материалы дела о гибели Антона Малафеева, но делиться с адвокатом какой-либо неофициальной информацией категорически отказался. Всем своим видом он показывал, что присутствие адвоката в его кабинете ему глубоко неприятно. Он вперил взгляд в экран компьютера и занимался чем-то важным.
– Именно пристрастие к таким вещам Антона и сгубило, – сухо сказал он.
– Что поделаешь, – сказал Гордеев. – Любопытство сгубило кошку.
– Неуместное сравнение.
– В том-то и дело. Не хотелось бы употреблять его и впредь. Увы, я приехал слишком поздно. Меня просил помочь вашему Малафееву Вячеслав Иванович Грязнов.
