Этот сучонок Симонов сделал всё, чтобы его уничтожить. И ведь как крепко окопался, гнида. Казалось, подступиться невозможно. Ну, не убивать же его в самом деле! Хотя, конечно, следовало убить, но ведь сейчас не девяностые. Это тогда можно было подойти к бизнесмену среди бела дня и разрядить ему обойму в живот. Сейчас всё тоньше и сложнее.
Митрохин снова усмехнулся.
По крайней мере, ему казалось, что сложнее. Но ведь, на самом деле, в мире ничего не меняется – еще с тех самых времен, когда первый неандерталец раскроил своему приятелю башку из-за куска козлиного мяса.
Тоньше и сложнее? Пожалуйста! И Илья Иванович придумал комбинацию, которой позавидовал бы сам Анатолий Карпов. Быстро, изящно, безопасно, красиво.
«И всё же я чертовски умный сукин сын!» – подумал про себя Митрохин, пыхтя сигарой и поглядывая в окно. По тротуарам туда-сюда сновали сотни неудачников. Но, глядя на них, Митрохин не испытывал ни жалости, ни сочувствия. Так уж устроен этот мир, что побеждают в нем сильные и умные. Такие, как он, – Илья Иванович Митрохин.
Радужное настроение Митрохина немного омрачала лишь одна мыслишка. Так сказать, чайная ложка дерьма в бочке с медом. И у это чайной ложки было название – агентство «Глория». Знающие люди доложили Митрохину, что парни из «Глории» что-то уж слишком активно зашевелились.
Ну, ничего. Прихлопнуть их – занятие плёвое. Тем более, что самый опасный человек «Глории» сейчас далеко от Москвы, и ему явно не до Митрохина. А с остальными ничего не стоит справиться.
Зазвонил телефон. Митрохин ленивым движением прижал трубку к уху:
– Слушаю вас.
– Илья Иванович, возле офиса вас ждут парни из «Глории».
– Ждут, говоришь?
– Угу. Настроены очень решительно.
Митрохин криво усмехнулся.
– Реши-ительно, – насмешливо протянул он. – А знаешь такую басню – «Слон и Моська»?
– В школе читал.
– Ну, тогда какого черта мне звонишь?
– Извините, Илья Иванович. Я думал...
– Поздравляю. В следующий раз думай лучше. И не тревожь меня по пустякам.
Митрохин сложил телефон и сунул его в карман. Надо же! Они уже возле офиса пасутся. Ну, эти козлы допрыгаются. Точно допрыгаются. Придется обломать им рога. А если и это не поможет, – придется переломать их ноги.
– Да будет так, – пробасил Илья Иванович, затянулся гаванской сигарой и выпустил изо рта огромное, косматое облако вонючего дыма.
16
Высокая, худая женщина вскочила с дивана и бросилась навстречу Митрохину.
– Илья! – воскликнула она, падая в его объятья. Из глаз женщины покатились слезы, и она пару раз всхлипнула. – Как хорошо, что ты пришел!
– Ну-ну-ну... Успокойся, Маша. – Митрохин погладил женщину ладонью по спине. – Жизнь ведь продолжается. Как бы плохо нам ни было, она продолжается. А значит, надо жить.
– Жить? – Мария Ивановна Симонова отпрянула. – Как ты можешь так говорить? Ивана больше нет!
– Маш, все люди смертны. Умрем и ты, и я. – Митрохин поморщился, он терпеть не мог подобных разговоров. – Мне тоже его не хватает, поверь. Но ведь прошлого уже не вернешь. Что случилось, то случилось.
Мария Ивановна снова заревела. На этот раз Митрохин погладил ее ладонью по волосам, с удовольствием отмечая, что волосы у женщины мягкие и шелковистые, а пахнет от нее хорошими духами. Прижимая ее к себе и продолжая утешать, Митрохин с удивлением почувствовал, что возбуждается.
– Ладно, – сказала Мария Ивановна и всхлипнула в последний раз. – Пойду сделаю кофе.
– Лучше чай, – сказал Илья Иванович. – От кофе у меня побаливает сердце.
Дождавшись, пока женщина ушла, Митрохин принялся расхаживать по комнате, осматривая картины и фотографии. Он видел их сотни раз, но тогда Симонов был жив, и всё это воспринималось как-то иначе.
Теперь Симонова не было. Ни дома, ни в городе, ни в природе. Его не существовало. Пустое место – вот, во что он превратился. Сознавать это было немного странно, но приятно.
Ну, допустим, эта картинка... Митрохин остановился возле картины, изображающей безлюдный берег какого-то северного моря, заросший могучими соснами. Симонов не чаял в этой картинке души. Однажды Илья Иванович, объясняя что-то, ткнул в центр картинки пальцем, – так Симонов чуть с ума не сошел от ярости и испуга. Принялся кричать, размахивать руками.
А теперь Симонова нет. И можно сделать вот так...
Митрохин послюнил палец и потер одну из сосен. Затем сколупнул кусочек масляной краски ногтем. На картине осталось едва заметное пятнышко. Илья Иванович посмотрел на него и усмехнулся.
И никакой Симонов ничего не скажет. Можно сорвать эту чертову картину и помочиться на нее! Пусть Симонов перевернётся в своем дубовом, украшенном бронзовыми вставками, гробу!
Впрочем, не перевернется. Потому как Симонов нынче – груда гнилого мяса, в которой нет ни проблеска жизни, ни смысла. Куча никому не нужного дерьма.
«А я вот жив и здоров, – подумал Митрохин и с удовольствием погладил ладонью свой круглый, тугой живот. – И проживу еще лет двадцать, а то и тридцать – если повезёт!»
В гостиную вошла Мария с подносом в руках.
– Тебе помочь? – деликатно поинтересовался Илья Иванович.
– Нет, не надо. Я уже всё принесла.
Женщина поставила поднос на журнальный столик. Митрохин, воспользовавшись тем, что Симонова стоит к нему спиной, еще раз колупнул картину и вытер испачканный палец черным шелковым платком.
– Садись пить чай, – сказала Мария.
Митрохин прошел к столику и уселся в глубокое кресло, с удовольствием отмечая, что на подносе, помимо чайных чашек, стоят вазочки с вареньем. Он обожал варенье.
– Ох, Илюша, как же мне плохо, – пожаловалась Мария. – Я совершенно не умею жить одна.
– Я тебя понимаю, – кивнул Митрохин. – Теперь тебе придется жить заново.
– В том-то и дело. – Мария вздохнула. – Но я даже не знаю, с чего начать. Я ведь никогда не вникала в бизнес мужа. Он зарабатывал деньги, я – занималась домом. Даже если бы я захотела, он бы не стал посвящать меня в свои дела. Он считал, что место женщины у плиты.
– О, да, – мягко улыбнулся Митрохин. – В этом Иван был непреклонен. Однажды он даже процитировал мне по памяти несколько абзацев из «Домостроя». Сказал, что это самые мудрые строки, из всего, что понаписало человечество. Я попробовал с ним спорить, но... Ты же знаешь, что переубедить Ивана в чем-то было невозможно.
– Да уж, – улыбнулась Мария.
«Да уж, – со мстительной злостью подумал Илья Иванович. – Однако мне, кажется, удалось решить и эту проблему».
Он зачерпнул варенье серебряной литой ложечкой и с удовольствием отправил его в рот. Затем отхлебнул чаю и сказал:
– Маш, тебе сейчас нельзя раскисать. Впереди у нас много работы. Ты должна быть сильной.
– Легко тебе говорить – ты же мужчина. А у меня просто всё из рук валится. Начала просматривать какие-то бумаги, так ни строчки не поняла. Какие-то активы, пассивы... Мне тут уже три консультанта позвонили. Набиваются в помощники.
Митрохин чуть не поперхнулся чаем.
– А ты? – едва скрывая тревогу, спросил он. – Что ты им сказала, этим акулам?
– Сказала, что подумаю, – грустно ответила Мария. – И если решу прибегнуть к их услугам, перезвоню им. Я правильно поступила?
