Ответ. Ну как сказать?... В нашей семье он всегда считался немного с приветом. Но я была в него, что ли, по-детски влюблена. Восхищалась. Ловила каждое слово. И потому этот биофак. Впрочем, родители мой выбор одобрили. Что ни говорите, а это – марка. И даже в Америке мой уровень оценили.
Вопрос. Значит, вы добились там успеха?
Ответ. Относительного. В общем, да... Я устроилась на отличную работу – в антидопинговую лабораторию... Это, конечно, не совсем моя тема. Но дело не в этом! Там же в микробиологию огромные деньги вбухивают! Там это наука не будущего, а сегодняшнего дня! А у нас?! Не институты, а сараи какие-то.
Вопрос. У вашего дяди, кажется, неплохая лаборатория была.
Ответ. Вы специалист?
Вопрос. Нет.
Ответ. Так и не говорите! И потом, чего ему это стоило... Ну паперфторан сделал, да, это вещь, не спорю. Так я разве не знала, что у него гениальная голова? Просто мусора в ней было... И результат каков? Был человек, и нет его! А Лаборатория... Неизвестно, сколько теперь они без него протянут, эти майзели и колди-ны! Он-то, при всех своих закидонах, умел деньги зарабатывать. Правда, живьем их никто никогда не видел...
Вопрос. Как он это делал? Можете привести примеры?
Ответ. Ну как, как! Да хотя бы паперфторан! Пока к открытию не примазалось всякое жулье, он капусты немало срубил, я думаю.
Вопрос. Кого вы называете жульем?
Ответ. Да всех! Всех профессоров и академиков, которые на «мерседесах» рассекают! У нас нормальный ученый такую тачку себе по определению позволить не может. Вот и весь расклад.
Вопрос. Давайте вернемся на шаг назад. То, что вы просили дядю о протекции, означает, что его знают за океаном?
Ответ. Вы шутите?
Вопрос. Я вас не понимаю...
Ответ. Конечно, его там знают. А где его не знают?! Они были б счастливы, если бы он туда переехал. Да только этого бы никогда не случилось.
Вопрос. Ваш дядя был патриот?
Ответ. Вроде того.
Вопрос. Почему вы так отвечаете?
Ответ (сраздражением). Потому что я этого не понимаю! У науки нет родины! Что, закон всемирного тяготения у нас и в Америке действует по-разному?!
Вопрос. Кто знает... Я в Америке не был.
Ответ (неожиданно смеется). Может, тут вы и правы. Вот мой муженек- американец и в ус не подул, когда у меня разрешение на работу закончилось. И вот я здесь, а он там, ха- ха!
Вопрос. Скажите, а ваши родители?...
Ответ. Мама умерла три года назад. Инсульт. Отец нас бросил, когда мне было десять.
Вопрос. Извините.
Ответ. Проехали. Дальше?
Вопрос. Наташа, получается так, что вы – ближайшая наследница профессора Белова?
Ответ. Не знаю. Возможно. Кажется, да. У дяди же не было детей, верно?
Вопрос. Об этом ничего никому не известно. Следующий вопрос я задаю в интересах следствия, поэтому постарайтесь на него ответить...
Ответ. Ну говорите уже, говорите.
Вопрос. Как вы намерены распорядиться квартирой?
Ответ. Не поняла.
Вопрос. Что вы будете делать с квартирой в Леме-же? Продадите? Станете там жить? И главное, вы кого-нибудь уже посвящали в свои планы на этот счет?
Ответ. Я не поняла... Вы издеваетесь, что ли?
Вопрос (виновато). Вот я так и думал, что вы расстроитесь.
Ответ. Расстроюсь?! Да я в бешенстве! Вы еще долго будете издеваться?!
Вопрос. Наташа, почему вы так все нервно воспринимаете? Может быть, вопрос о квартире и некорректен, но он важен для следствия и...
Ответ. Да о какой квартире?! Нет же никакой квартиры!
Вопрос (растерянно). Я вас не понимаю. Ответ. Квартиры в Лемеже – нет! Вы что, с луны свалились?! Следователь! Вопрос. А... где же она? Ответ. Продана.
Вопрос. Но... По закону продавать ее можно будет не раньше чем через полгода, когда вы вступите в права наследования, а сейчас...
Ответ. Послушайте, как вы говорили, вас зовут...
Вопрос. Олег Николаевич.
Ответ (говорит рублеными фразами). Олег Николаевич, квартиру продал дядя. Несколько лет назад. Когда создавал Лабораторию. Чтобы купить оборудование. Уже полгода квартира ему не принадлежит. Не принадлежала. Он ее снимал. Это, видимо, для вас новость?
Вопрос. В общем... да.
Ответ. Извините, что наорала. У меня токсикоз, черт бы его побрал. Ненавижу всех. Только не спрашивайте, кто у меня будет, мальчик или девочка, а то я разобью диктофон о вашу голову.
Турецкий слушал запись в присутствии Смагина и все время хмурился. Смагин нервничал, теперь ему казалось, что он говорил с Кожемякиной излишне неформально. И еще ему очень не нравился собственный голос на пленке. Хотя про этот эффект он слышал. Человек воспринимает свой голос искаженным, а настоящий мало кому нравится, если, конечно, ты не Алла Пугачева.
– Так, – сказал Турецкий. – Талантливая избалованная неудачница. Истеричка и стерва. Хотя и жаль ее. Но это неважно. А важно то, что мы кое-что упустили. Если племянница Белова училась в МГУ, а дядя – у нее преподавал, то, значит, он преподавал и у своей будущей лаборантки Вероники Лавочкиной. Потому что Наталья и Вероника – однокурсницы.
– Я не знал, что они однокурсницы, – заметил Смагин.
– Тогда ты ничего не упустил. Ты – Спиноза, а я – жалкая ничтожная личность.
– Ну я не стал бы так все же...
– Это цитата, – разъяснил Турецкий.
– Я знаю, Ильф и Петров.
– Откуда ты такой взялся? – удивился Александр Борисович. – Сейчас никто уже ничего не помнит.
– Из областной прокуратуры, – напомнил Смагин.
– Вот я и говорю, что тебе там не место. Кстати, отличный допрос, поздравляю.
– Я же разговаривал просто...
– Вот то-то и оно. Единственный прокол – ты не узнал, приезжала ли она на похороны матери. Для портрета свидетеля – немаловажный штрих.
Смагин наконец расслабился и улыбнулся.
– Я и так это знаю: не приезжала. Она сказала, что уезжала в Штаты четыре года назад. Мать умерла – три года тому. Но когда я уже уходил (диктофон был выключен), то спросил, приезжала ли она за эти четыре года в Россию, и она сказала, что нет.
Турецкий решил, что снова хвалить молодого следователя непедагогично, и вместо этого сказал:
– Что ты еще спрашивал без диктофона?
