мужчины, вместе взятые, кого я знаю, не сделали для меня того, что ты один! Ну, пожалуйста, поцелуй меня... И обними... Ох, мамочка родная-а-а... Ох, силища-а-а... И как с тобой женщины могут... – Но это уже был не вопрос, а констатация.
– Погоди минутку, я хоть дверь закрою, свет погашу...
– Только скорее, – уже нетерпеливо простонала она.
Да, тут уж тянуть и опаздывать... Она предусмотрительно подвинулась, и Филя с ходу попал в ее объятия...
– Только ничего не бойся, – задыхаясь, стонала она, дрожа, как в ознобе, – я безумно хочу тебя...
Окно стало светлеть, ибо коротки летние ночи, как их ни растягивай мысленно.
– Ты устала, – сказал он наконец.
Она со всхлипом вздохнула:
– Я знаю только одно, больше такого у меня никогда и ни с кем не будет... Это ужасно... – Кажется, это было ее любимое слово. – Ужасно не в том смысле, что очень плохо, а, наоборот, в том, что не будет больше так хорошо.
– Не бойся, хорошая моя, – прошептал он ей, – будет, и гораздо лучше, поверь мне.
– Когда? – без всякой надежды протянула она.
– Наверное, тогда, когда ты будешь твердо знать, что человек, даривший тебе наслаждение, безумно в тебя влюблен, и в объятьях он держит свою госпожу, свою единственную и самую прекрасную.
А она всхлипнула, шмыгнула носом, ну совсем как маленькая, которой обещают, обещают, но она уже и не верит, боится, что снова обманут. Помолчав, попросила:
– Давай никому не скажем?
– И никогда, – ответил он, целуя ее. И подумал: «Вот уж поистине щекотливая ситуация...» Интересно, от кого недавно слышал? Да уж не сам ли и произнес?..
Александр Борисович появился без нескольких минут девять. Прошел с заднего двора, не заглядывая в холл, прямо в кабинет. Но, войдя, увидел девушку, спавшую в буквальном смысле мертвецки, и белые волосы, разбросанные по подушке, сливались с цветом наволочки. Ничего себе картинка. Филипп, который уже не спал, был одет, не успел предупредить, но Турецкий сам на цыпочках покинул кабинет, увидел Агеева и ухмыльнулся. О чем подумал, неизвестно, но ухмылка была лукавая.
– Ну, все в порядке? – спросил уже спокойным голосом.
– Да, легла поздно, вернее, рано. Закусили маленько, я рюмочку принял. С Максом она поговорила насчет сайта знакомств. Потом мы с ней еще трепались. Но уже можно будить.
– Славке не звонили?
– Да нет, она устала.
– Ну ладно, пусть поспит, – махнул рукой Турецкий и сел в кресло, кивая Филе напротив. – Не делаешь ошибки?
– В смысле? – Филя взглянул в глаза Турецкому и твердо ответил: – Нет...
– Тогда, может, по кофейку?
– С удовольствием. – От перемены темы Филипп почувствовал себя как-то спокойнее. Но установившееся было душевное равновесие оборвал тонкий крик:
– Фи-и-иля!
– Ого! – словно бы сделал стойку Турецкий. – Не знаешь, уж не тебя?
– А кого же? Знакомый голос, до боли знакомая интонация. Сейчас подниму...
– Ну-ну, – будто подначил Александр Борисович.
Филя вошел в кабинет и увидел сидящую на диване со спущенными на пол голыми ногами Наташу, которая обеими руками взлохмачивала пышные свои кудри.
– Я все проспала? А почему не разбудил?
– Потому что пожалел, ты сладко сопела. А теперь одевайся и иди в туалет, приводи себя в порядок. Начальник уже тут, кофе хочешь?
– Очень хочу!
– Ну и умница.
– Фи-иль, – совсем тихо сказала она и, показав глазами на дверь, затрясла головой, как бы спрашивая: никто не знает?
И он точно так же, молча, ответил ей. А она, сделав хитрющие глаза, вытянутыми губами показала, что целует его.
Он отправился на кухню заваривать кофе, Наташа, стуча каблучками, ушла в санузел, к зеркалу и умывальнику.
Потом Филя принес большую турку – по утрам надо пить кофе настоящий, а потом уже можно и растворимый. Все знали в «Глории».
Когда он стал наливать в чашки, пришла и Наташа. Да, это Филя уже словно бы привык к ее внешнему виду, а у Александра Борисовича лицо даже вытянулось от удивления. Так и напрашивалось слово: «Однако!»
– Здравствуйте, – сказала она, – я – Наташа. – И она сделала что-то вроде книксена, но при ее «форме» это могло быть и рискованным.
А с лица Турецкого так и не сходило выражение изумления. Он даже поднялся из кресла и отвесил легкий девушке поклон.
– Очень приятно, знаете ли... А я – Александр Борисович. И если у вас уже запросто, по именам, то можно Саша. Только не при моей жене, она не поймет. Как спалось? – с хитрой подковыркой спросил он.
– Прекрасно, – ответила девушка и метнула короткий вопросительный взгляд в сторону Фили. – Я вам очень благодарна за ту заботу, которую... в общем, спасибо огромное, а то прямо ужас какой-то...
– А что же ужасного? – с проснувшимся интересом немедленно спросил Турецкий и тоже вопросительно уставился на Филю. Но тот спокойно отвернулся к окну и ответил через плечо:
– Преследуют, Сан Борисыч. Ну, будем пить кофе? Наташа?
– Да, с удовольствием.
Он поставил перед ней чашку. Достал из стеклянной горки коробку шоколадных конфет, вазочку с печеньем. Открыл, подал. Турецкий протянул свою, уже пустую чашку:
– Плесни, если осталось.
– Я еще сварю, если хотите, – ответил, наливая.
– Не возражаю, – ответил Турецкий, с интересом разглядывая Наташу. – Вот вы, оказывается, какая красивая!
Девушка засмущалась, сосредоточенно глядя в чашку. Филя не стал дожидаться продолжения разговора и, выпив одним махом свой кофе, ушел на кухню – заваривать вторую турку. А когда вернулся, увидел оживленную Наташу, рассказывающую Турецкому о своей работе медицинской сестры. А он кивал и повторял:
– Ну, самое главное, чтоб нравилось. А где – это не самый важный вопрос, верно? – Она с готовностью кивнула, и он сказал: – Сейчас у Славки сколько там? – он посмотрел на свои наручные часы и покачал головой. – Ого, уже на вечер перевалило. Ну что ж, давайте потревожим старика? – он поднял свою чашку, посмотрел на Филю и спросил: – А у нас лимона нет?
Филя налил еще Наташе, потом себе и на вопрос Турецкого пожал плечами, поднося к губам свою чашку.
– Может, и есть. Кажется, видел. Порезать?
– Себе, – серьезно ответил Турецкий и отвернулся к окну.
Филя едва не поперхнулся. Наташа удивленно посмотрела на него. Почти давясь от смеха, он сказал:
– Слышала такой анекдот? Дама возвращается домой и видит хмурого мужа. Кричит ему: «Вот ты сидишь тут и не знаешь, что меня только что трое хулиганов изнасиловали в подъезде!» А он смотрит на жену и говорит: «Съешь лимон». Естественно, вопрос: «Зачем?!» «А чтоб улыбаться перестала!»
