курили на лестнице, трепались. Один только Макс был по-настоящему занят делом: неутомимо выколачивал из своей могучей компьютерной техники какую-то подноготную правду, но и это, похоже, делалось им для себя – дверь компьютерной была нараспашку, что вообще-то случалось очень редко. Взъерошенный Макс то и дело возникал на пороге, смотрел на меня бессмысленными глазами, бросал какую-нибудь неожиданную хреновину, вроде: «Представляешь, у китайцев фиолетовый цвет означает сомнение», – и снова исчезал, едва заслышав, как заскрежетал дисковод, вошедший в соприкосновение с прилетевшей из всемирной сети информацией.
У нас было затишье – такое иногда случалось, поэтому я даже обрадовался, когда услышал в нашей прихожей какие-то голоса. Все же есть справедливость на свете: то было пусто, а то сразу несколько клиентов. Голоса были главным образом женские, отчего даже Макс, выскочивший в очередной раз, чтобы поделиться отловленной им премудростью, на какое-то мгновение прервался, посмотрев в сторону входной двери, а я встал, чтобы встретить долгожданных посетителей, прихватив при этом со стола какую-то папку – для солидности.
Впрочем, как оказалось, радость моя была несколько преждевременной: клиент у нас оказался один, хотя, что называется, представлен был сразу в трех лицах. Лицах трех довольно милых дамочек, нерешительно застывших на пороге нашего роскошного холла. Так уж устроено давно арендуемое нами помещение – с просторной лестничной площадки, чуть ли не прямо с улицы, сначала попадаешь в эту просторную проходную зальцу с пальмами, креслами для посетителей, диваном, журнальными столиками. А уж потом, если такая необходимость не отпадает на первых же минутах, можно попасть и куда-то еще, например в мой кабинет или комнату оперативников.
– Здравствуйте, – сказала одна из дамочек, оказавшаяся чуть побойчее двух других, а может, и не чуть – была она вся яркая, броская, ужасно похожая на очень известную поп-звезду Долли Ласарину, и оттого, наверно, казалась чрезвычайно уверенной в себе – так сказать, имидж обязывал. – Вы кто? – строго спросила она зачем-то увязавшегося за мной Макса, хотя по идее это бы мы с ним должны были задать ей этот самый вопрос.
Наш знаменитый бородач немного ошалел от такого бесцеремонного напора – обычно те, кто к нам обращается, тихи и вежливы и ни на минуту не забывают о том, что они – просители, а мы – вроде как их благодетели.
– Я? – переспросил Макс так недоуменно, будто и впрямь забыл, кто он такой. – Я сотрудник агентства.
Вобще-то Максов видок действовал впечатляюще на любого нового человека – густая, до самых глаз бородища, как у какого-нибудь Карабаса-Барабаса, такая же нечесаная, как и голова, и огромные мудрые глаза. Сейчас же, когда я невольно посмотрел на него взором наших посетительниц, он в своей растерянности почему-то показался мне похожим на деревенского дедка, какого-нибудь пасечника, во сне свалившегося с сеновала – только что соломы не хватало в его спутанных патлах.
Бойкая, та, что спрашивала, повернулась к товаркам:
– Ну и чего мы сюда приперлись-то? Шарашкина контора, и ничего больше. Ну вы посмотрите, – бесцеремонно показала она на толстого нечесаного Макса, – ну какой из него сыщик. Пошли отсюда, девки, поищем что-нибудь посерьезнее.
– А что вам, собственно, надо, – пришел наконец в себя обиженный Макс и повернулся за поддержкой ко мне.
Я шагнул вперед, и взгляды дамочек дружно обратились на меня.
– Совсем другое дело, – буркнула бойкая. – Мы пришли, чтобы сделать заказ, или как там у вас это называется. Нам надо, чтобы кто-то расследовал убийство человека!
– Так бы сразу и сказали, – с гримасой заметил Макс, переставая вообще замечать посетительниц, – дескать, к тебе, шеф, пришли, ты и разбирайся.
Я пригласил клиенток сесть на диван, за один из столиков, что побольше, и, словно с трудом отрываясь от своей никчемной папки с какими-то третьестепенными счетами – пусть видят дамочки, что мы вообще не едим, не спим, а только с утра до вечера распутываем преступления, – торжественно представился:
– Директор детективно-охранного агентства «Глория» Грязнов Денис Андреевич. Располагайтесь, пожалуйста. – Я стоял у дивана как джентльмен и гостеприимный хозяин, ожидая, когда они наконец рассядутся.
– Вы уверены, что справитесь, молодой человек? – заносчиво спросила бойкая, не торопясь оккупировать диван. – У нас, между прочим, дело очень серьезное... Возможно, даже речь идет об этом... о предумышленном убийстве...
– Я весь внимание, – буркнул я вместо ответа на ее идиотский вопрос. И, не дожидаясь, когда они сядут, сам опустился в кресло.
Теперь я мог видеть их всех троих, и от этого зрелища мне почему-то стало весело. Вернее, не почему- то, а оттого, что я сразу вспомнил своего взводного. «Ну, салаги, как у вас жизнь по части женской-то нации?» – ехидно спрашивал он каждый раз у тех, кто возвращался из увольнения. Не без его влияния у меня (да и не только у меня) сложились свои принципы оценки лиц женского пола. В результате я и до сих пор первым делом прикидывал: женился бы я на этой особе или нет. Такой вот у меня был критерий.
К примеру, на «певице», которая вошла первой, я бы жениться ни за что не стал, это однозначно. Как учил нас тот же взводный: «Жена – это тыл, братцы. А слабый тыл – чистая погибель для солдата!» Между прочим, взводный знал, о чем говорил, недаром он был женат на самой знаменитой гарнизонной красавице...
Вторая посетительница была просто не в моем вкусе – небольшого росточка, по-спортивному сбитая, она производила впечатление человека очень целеустремленного и даже сильного. Впрочем, сейчас она молча сверкала по сторонам карими глазами, и видно было, что она постоянно что-то «наматывает на ус», берет на заметку. А вот третья... На третьей я как раз вполне мог бы жениться, если бы этот вопрос встал на повестку дня. Она была очень молода – уж дамой-то ее язык бы назвать не повернулся, и вся какая-то очень естественная – почти ненакрашенная, очень симпатичная, очень русская – этакая сестрица Аленушка, определил я для себя. И еще подумал о несколько странном ощущении: при виде ее хотелось тут же кинуться, чтобы либо помочь ей, либо защитить от недоброты реального мира...
– Нет, но все-таки... – стояла на своем «певица». – У вас есть хоть какое-то документальное подтверждение вашего м-м... профессионализма?..
– Вам что, бумажка нужна или сыщик? – немного рассвирепел я, уловив при этом в глазах «певицы» явную издевку. Но чернявая тут же дернула ее за рукав.
– Ладно тебе, Дарья, кончай выпендриваться! Давай лучше по делу.
«Певица» бросила на нее тот же презрительный взгляд, что достался на мою долю, и сказала, демонстративно не глядя на меня:
– Могли бы, между прочим, предложить даме сесть.
Уела, барыня! А то я ей не предлагал!
– Mea culpa, – как бы возвращая ей издевку, пробормотал я. – Что по-латыни означает: моя вина... – Честно говоря, я рассчитывал, что «певица» с ее-то напором прекрасно усядется и сама, так что, увы, шлея уже попала мне под хвост.
– Ах, пардон! – ляпнул я. – А мне показалось, что вы собираетесь уходить, раз никто не предъявил вам письменных свидетельств... Садитесь, садитесь, пожалуйста.
«Певица» презрительно фыркнула:
– Надо же! Еще и остряк!
Я нисколько не удивился бы, почувствовав, что от нее пахнет вином, вчерашней гулянкой. Я принюхался, благо сидела она ко мне ближе всех. Нет, вином от нее не пахло – только какой-то пряной косметикой. Но все равно жениться бы я на ней не стал ни за какие коврижки. Я даже пожалел, что «сестрица Аленушка», которая мне как раз понравилась, сидит почему-то от меня дальше всех. Интересно, чем она пахнет? Чистым девичьим телом? Хорошим мылом? Да, именно мылом или шампунем, больше от нее ничем не должно было пахнуть, все-таки из сказки девушка...
Суть дела мне излагала почему-то не самая бойкая, а чернявая, которую подруги в процессе разговора именовали то Нюрой, а то и вовсе Нюсей.
– Понимаете, Денис Андреевич, – сказала чернявая, – мы действительно пришли к вам по очень, очень
