передний, был чуть сколот, что придавало трогательную неровность всему этому белоснежному ряду. Около восьми вечера заиграли музыканты – двое мальчиков-скрипачей и столь же юный пианист. Студенты. Так же как и Настя, зарабатывающие себе на жизнь, подумал Александр. Он пригласил девушку на танец. Медленная, печальная мелодия. Он прижал к себе ее тонкий стан, чувствуя под рукой хрупкие позвонки; вдыхал аромат ее тела, смешанный с запахом незнакомых, легких духов. Он склонял к ней голову, и мгновениями их лица соприкасались. И, ощущая на своей щеке бархатистость ее теплой, персиковой кожи, Саша тихо сходил с ума. Мелодия оборвалась, и, не в силах оторваться от нее, он еще мгновение сжимал девушку в объятиях, пока не поймал на себе насмешливый взгляд одного из музыкантов. Турецкий опустил руки. Они направились к своему столику.
Ну да, стареющий плейбой ловит в свои сети глупую юную бабочку. А она крылышками бяк-бяк... – словно говорил им в спину скрипач.
Циничность этой мысли разрушила все очарование танца. «А ведь так и будут на нас смотреть, где бы мы ни появились», – с тоской подумал Турецкий. Видимо, Настя думала что-то в том же ключе, так как взгляд ее снова стал серьезным.
Они сели, официант принес горячее. Несколько мгновений прошли в молчании. Каждый был занят своим блюдом.
– Александр Борисович, вы женаты?
Ну вот он, момент истины. Саша поднял голову. Настя не ела, пронзая вилкой ни в чем не повинные нарядные трюфеля. То один, то другой. Взор ее был устремлен в окно.
– Да, я женат. – Он поднял глаза на ее профиль. – Я женат уже достаточно давно и очень прочно. На женщине, которую никогда не брошу. Потому что она этого не заслуживает. И потому что у нас дочь, которую я очень люблю. Я мог бы солгать вам, прикинуться разведенным господином, который каждый день ужинает в ресторанах, не зная, куда девать себя и свои деньги. Но это было бы ложью. Это было бы подло по отношению к вам. Я не хочу вас обманывать. Вы этого тоже не заслуживаете, поскольку кажетесь мне очень чистым и цельным человечком. Я никакой не нувориш, я вкалываю с утра до ночи, у меня очень серьезная работа и очень мало свободного времени.
– Зачем же вы тратите его на меня? – тихо спросила Настя.
– Потому что я влюблен в вас как мальчишка, разве вы этого не видите? – так же тихо ответил Турецкий. – Со мной давно такого не было... То есть, конечно, у меня были женщины, которых я любил, но поверьте, не так много, как это может показаться. «Я сижу у окна, за окном осина. Я любил немногих, однако сильно», – невесело усмехнулся он. – Знаете, чьи это строки?
Не поворачиваясь, Настя лишь отрицательно тряхнула кудрявой головкой.
– Оказывается, есть что-то, чего не знаете даже вы. Это Бродский. Так вот, все мои настоящие влюбленности заканчивались или трагически, или бесповоротным, безнадежным расставанием. Так что у вас есть возможность прямо сейчас встать и уйти из моей жизни. Я пойму и, надеюсь, переболею.
Он закурил, боясь взглянуть на девушку. Краем глаза он следил за ее неподвижным профилем, чуть опущенным краем рта и выдвинутым вперед упрямым подбородком. Молчание казалось бесконечным. Наконец, она повернулась к нему:
– Можно и мне сигаретку?
– Конечно! – с облегчением выдохнул Александр.
...Он проводил ее домой, они долго стояли в подъезде, держась за руки. Саша тихо целовал ее волосы, глаза, лоб, упрямый подбородок – все ее лицо, боясь коснуться губ. Она сама полуоткрыла их навстречу ему, навстречу грядущему дню... Ибо завтра, нет, послезавтра (завтра я работаю, поправилась Настя) она приглашает его к себе домой. Конечно, всяких там «турнедо с фуа гра» не будет, но...
На этом «но» Саша закрыл ее губы долгим, нескончаемым поцелуем.
Дачный поселок был уже довольно пустынным. Дома зажглись светом ламп, где собирались ужинать или уже ужинали приехавшие на участки горожане. Литвинов приехал довольно поздно. Вышел из машины, чтобы открыть гараж. На соседнем участке преклонных лет мужчина собирал яблоки.
– День добрый, Владимир Семенович! – поприветствовал Литвинов соседа.
Тот выпрямился, засеменил навстречу.
– Здрасте, здрасте, Марат Игоревич! Что-то вы поздновато сегодня.
– Да вот все работа. Хотел выбраться раньше – не получилось. Приехал проведать работника нашего. Зарплату ему привез. Как он здесь?
– Ой, надо ли ему зарплату-то? Я туточки заходил к вам вечерком, так он ничего не делает, работник ваш. Все больше у телевизора.
– Ну... Не круглые же сутки ему работать. Кто ж вечером электропроводкой занимается? Темно.
– Так что он сделал-то за неделю? Расковырял стены, и все. Я-то еще думал потом к себе его заманить, а вижу: нерасторопный работник, нет! Да и странный какой-то. Все молчком. Ему – «драсте», он в ответ только башкой махнет. И ни гугу. Немой он, что ли?
– Нет. Просто молчун. Вообще-то он выпить любит. Может, попивает втихаря, а не разговаривает, чтобы не выдать себя. А кто ж из них не любит, с другой-то стороны? Где ж непьющего взять?
– Пьяным-то я его не видел, врать не буду, – пожевал губами старичок, – но все он как-то... болтается без дела. То по участку шастает, крыжовник рвет. Чего это он ваш крыжовник-то рвет?
– Марина ему разрешила.
– Ох, Маринушка ваша, она последнюю рубаху свою отдаст. А вы-то что ж смотрите?
– Так вот я и приехал посмотреть, как он здесь, – рассмеялся Литвинов. – К тому же мы на воскресенье друзей пригласили. Так я припасы привез. Чтобы все в один день не тащить.
– Ну добре, добре...
Литвинов поставил машину в гараж, прошел к дому, нагруженный двумя сумками. На стенах веранды, через которую пролегал путь в комнаты, свешивались обрезанные провода, вскрытые розетки. На столе стоял раскрытый ящик с инструментами.
В одной из комнат, выполняющей роль гостиной и столовой, на диване, напротив включенного телевизора, лежал невысокий, тщедушный мужчина.
– Привет, Дмитрий!
– П-п-ри-в-в-вет!
Мужчина поднялся, оглядел Литвинова.
– Ч-тт-о?
– Ничего. Приехал тебя проведать. Жратвы привез. Помоги сумки разгрузить.
Дмитрий подошел к столу. Марат Игоревич извлекал из сумки колбасу, сыр, копченую курицу, мясо.
– Так, мясо неси в холодильник. Суп себе сваришь. И на второе что-нибудь сделаешь.
Дмитрий Круглов не отрываясь смотрел на вторую сумку, из которой торчали горлышки многочисленных бутылок.
– Что, выпить хочешь?
– Н-н-ельз-з-з-я м-м-не м-м-мног-г-го.
– Зачем много? Много не надо, а понемногу все всем можно. Тем более если напитки качественные. А у меня других не бывает. Так что я тебе как врач разрешаю. Тем более что поговорить нужно.
– Я т-т-т-ут оз-з-зверел сов-в-в-сем. Од-д-дин.
– Тем более. Давай на стол накрывать.
Дмитрий засуетился, полез в буфет за тарелками, рюмками, вилками. Начал торопливо раскладывать привезенные лакомства.
Марат Игоревич поставил на стол литровую бутыль «Русского стандарта».
– М-м-м-но-г-го, – испугался Дмитрий.
– А кто тебя заставляет все пить? – Тем не менее он налил по полной, весьма вместительной стопке. – Ну, давай!
Они выпили не чокаясь.
– К-к-к-лас-с-ная водка, – оценил Круглов и с жадностью набросился на еду.
Литвинов закусывал не торопясь, понемногу.
– Что же ты, чудила, проводкой не занимаешься? Сосед вон удивляется, что за работник у меня.
