оно идет ей больше других, оттеняет бледность, красит. Вдела в уши жемчужные серьги. Смеялась. В который раз перенесла, не дрогнув, тяготу долгого вечера, несмотря на сердцебиение, жар, боль в спине. И бедро у нее болело: она такая худая, и от уколов образовался абсцесс. Она выполнила свой долг и теперь довольна: еще раз помогла мужчине, любимому не слепой, а зрячей любовью, самой прекрасной любовью на свете…»
Он взял руку Клары и поцеловал.
– Девочка моя… Клара…
Она улыбнулась. Чем не пожертвуешь за ласковое слово! Но больше ей нечем жертвовать, ничего не осталось. Разве что жизнью? Он забрал у нее всю жизнь.
– Сегодня ты обворожительна.
– Мы приглашены на ужин к Дальбергам.
– Неужели? Мы непременно должны пойти!
– Я знаю…
– Когда?
– Восемнадцатого.
– Нет! Так нельзя! Ты выходишь столько дней подряд! Семнадцатого нужно отменить званый обед у нас! Тебе нельзя утомляться, ты не выдержишь, – говорил он, глядя на нее ласково, с восхищением. Его взгляд гальванизировал несчастную Клару, она вновь была готова на все ради мужа.
– Не выдержу? Да ну? Ты так думаешь? Посмотрим… Ты еще не знаешь, на что способна твоя старушка!
Она улыбнулась, блеснули в полутьме белоснежные зубы, черные глаза. Клара никогда не была красавицей, нет, не была, зато обладала шармом и оставалась для него по-прежнему привлекательней многих женщин. Он смотрел на Клару, но не страстным взглядом влюбленного – страсть давно угасла, – а с отцовской нежностью, как смотрел бы на Даниэля.
«Хотя одной нежности ей мало, – думал он с печальной проницательностью. – Она ждет от меня любви, желания, пылкой ревности, даже ненависти, которую я испытывал к…»
К чему имена? Клара и так знала всех его любовниц. А он знал, что она о них знает. Теперь он расточал не ласки, а похвалы, которые обманывали голод любящей женщины.
– Да, сегодня ты была обворожительна. Остроумная, обаятельная – ни одной женщине с тобой не сравниться.
– Представь, я сама это чувствую. И знаю, что если захочу и если… – она понизила голос, – обезболивающее поможет, я становлюсь… нет, не красивой, к сожалению, красивой я никогда не была, но очень милой, приятной женщиной, и тебе это в помощь. Так оно и будет. Такова моя роль, и я счастлива, что могу ее исполнить.
– Ты устала, помолчи, отдохни… Положи мне голову на грудь. – Он прижал голову жены к сердцу.
Клара вырвалась, бледная как смерть:
– Нет, нет, я не устала. Нужно добиться приглашения Драга. Дальберги нам помогут. Драга – иностранец, тебе нужны иностранцы. Практика за границей. Мне говорили, у него очень сложный случай.
Она внезапно умолкла, заглянула ему в глаза и спросила:
– Скажи, дорогой, я правда помогла твоему успеху? Твоему счастью?
– Правда.
– Дарио, ты известный врач, великий человек. Я горжусь тобой. Ты всегда был так добр ко мне. Как подумаю…
Он баюкал ее, нежно обняв. Она говорила медленно, словно во сне. Машина ехала мягко, бесшумно. Но все же иногда ее встряхивало, и Клара чуть слышно стонала.
– Я была бедной, некрасивой, невежественной, невоспитанной…
– А я? – спросил он с улыбкой.
– Ты совсем другое дело… Мужчину легче обучить, он быстрее все схватывает. Помнишь, поначалу я не умела вести себя за столом, не умела войти в гостиную. А ты все знал и умел от рождения. Ты никогда меня не стыдился?
Он гладил ей шею, голову.
– Хочешь, скажу, кто ты для меня? Кроме тебя, я никого не любил, – говоря это, он понимал, что в его словах лишь часть правды, зато самая лучшая, драгоценная часть.
Они вернулись домой, он помог Кларе раздеться и уложил в постель. Сидел возле нее, пока она не задремала или не сделала вид, что дремлет. Потом на цыпочках направился к двери. Клара открыла глаза и едва слышно окликнула мужа:
– Дарио!
– Что? – спросил он, вернувшись.
– Даниэль говорил тебе, что встретил мадам Вардес?
«Так вот что тебя мучает, дорогая», – подумал он.
И ответил вопросом:
– А ты знала, что он давно знаком с маленькой Клод?
– Знала. Скажи мне правду, Дарио, как перед Господом Богом. Ты был любовником мадам Вардес?
– Что ты говоришь! – воскликнул он. – Такого быть не могло!
Клара молчала.
– Ты не веришь мне, Клара?
– Верю, но… ты любил ее?
– Ничего подобного.
– Ты говоришь как-то неуверенно.
– Не выдумывай глупостей. Засыпай. Ты совсем без сил, моя девочка. Жизнью Даниэля клянусь, что никогда не был близок… с мадам Вардес…
– А почему ты перестал бывать у нее? Что между вами произошло?
– Произошло? Я взял у нее взаймы десять тысяч франков, Клара. Деньги были нужны, чтобы отдать долг Мартинелли. Я боялся, что она сочтет недостойной комедией…
– Твою любовь, – закончила Клара дрожащим голосом.
– Мою преданность и дружбу, дорогая.
– А теперь ты будешь с ней видеться? Даниэлю так хочется к ней пойти. Придумай, как ему помешать.
– Зачем мешать?
– Затем. Он тоже может в нее влюбиться.
– У тебя разыгралось воображение, бедная девочка.
– Не больше, чем у Даниэля, – тихонько сказала Клара.
Потом повторила:
– Ты будешь видеться с ней?
– Нет. И не сделаю ни единого шага в ту сторону.
Клара затрепетала от счастья:
– Правда?
– Я мог бы сказать, что больше не увижусь с ней, чтобы не причинять тебе лишних страданий. Но, по правде, главная причина в том, что Сильви Вардес казалась мне совершенно удивительным человеком, – он понизил голос, – я не хотел бы взглянуть на нее другими глазами. Боюсь, что теперь ни одна женщина не вызовет у меня восхищения. Стоит присмотреться, замечаешь слабости и пороки. У меня осталось так мало иллюзий насчет европейской цивилизации, Клара. Мне так хотелось узнать этот мир, и я узнал его, на беду себе и другим…
– Другим? Кого ты имеешь в виду?
– Никого. Уже поздно, и я прошу, нет, настоятельно рекомендую успокоиться и уснуть. Никаких разговоров. На тумбочке все, что нужно – травяной чай, книга, лампа. Поцелуй меня и отдыхай.
Дарио вышел из спальни. Проходя мимо комнаты Даниэля, заметил, что там темно. Вышел на улицу. Ночью начиналась жизнь, которая мало-помалу заменила ему настоящую. День занят изнурительным
