Но дом Тони оказался закрыт! На двери висел замок. Куда же делись девчонки? Васька обежал дом вокруг, подергал дверь, ведущую на двор, – закрыта…
– Кузя, где Тоня? Тоня где? – кинулся он к собаке.
Но Кузя, который обрадовался ему и приветливо запрыгал, завилял хвостом, ничего, конечно, не ответил. Вася пробежал по саду, на огород заглянул – нет нигде никого.
– Покажи, где Тоня, покажи! – командовал он Кузе.
Но пес никуда не побежал. Ведь ему сказали сторожить дом – а он очень хорошо знал эту команду. И, что бы ни случилось, не убегал от дома никуда.
Поняв, что от собаки ничего не добиться, Вася попросил у Прохора еще десять минут – и помчался по деревне.
– У вас нет Тони Федотовой? – спрашивал он в домах. – А у вас? А вы не видели?
Но никто не видел. Вася вспомнил, что добрые бабульки – Валя с Феней, кажется, принимали в жизни девочек активное участие. Бросился в дом Фени – закрыто. Помчался к Вале – тоже в доме никого. Хоть бы следы какие были, а то подморозило, а снега нет, не видно следов… Он и по дворам пробежался, но пусто было кругом, тихо, точно вымерла деревня.
Если бы Вася догадался подойти к бане, что стояла чуть в стороне от основных построек бабы Валиного двора, он бы, конечно, услышал Машин визг. А так… Пробежался он по всем домам деревни, вернулся к Тониному. Прохор уже нетерпеливо сигналил. Как быть? Надо записку написать! Ни ручки, ни блокнота у него, конечно, не было. Не оказалось их и у Прохора. Вася вынул ножик. Нет, на двери царапать нельзя – Тоня ругаться будет. А если… Что там в школе-то рассказывали? Берестяные грамоты в древности были… Вместо бумаги на березовой коре писали! И расписки, и любовные послания, и сведения об урожае. Ой, не зря он, все-таки, в школу-то ходил! Вот оно и пригодилось!
Вася бодро помчался в дровяной сарай, выбрал самое симпатичное полено с гладкой березовой корой. И тут же нацарапал на нем:
А внизу – номер мобильного телефона доброго Прохора.
Приставил полено к двери – Тоня увидит, конечно, его берестяное письмо! И помчался к машине, где дядя уже устал его ждать.
Если бы Вася слушал на уроке внимательно, он бы узнал, что писали все-таки не на поленьях целиком, а на оторванной от них бересте. Бересту он бы к дверной ручке прикрутил – и Тоня обязательно обратила бы на его послание внимание. А так он искренне был уверен, что писали эти древние письма на поленьях. Хороших таких, увесистых. Как пошлешь такое письмо, так пошлешь…
Тоня-то и не заметила. Кузя полено к двери принес, грыз от голода деревяшку – так предположила Маша и подхватила полено-письмо под мышку. И Тоня с ней согласилась, не вдаваясь в подробности. Ей не до того было – она Машу лечила.
Так и не узнала она о том, что о своих чувствах поведал Вася в таком оригинальном письме. И не позвонила ему.
Деревянное письмо в печке сгорело.
А Вася ждал-ждал, мучился, страдал в своей Рязани. Перед Новым годом у него родился братик, так что, надеялся Василий, теперь-то от него отстанут – ведь бабки-сестры-тетки накинулись на мать и маленького братика. Но нет – и про него, оказывается, не забыли.
– Ты должен помогать матери, – как только он попросился вернуться обратно, заявил отец.
И спорить с ним было нельзя. Как и нельзя было объяснить, что к матери и брату просто не подступиться. Так что им он сейчас совсем не нужен.
Тоня не позвонила и в канун Нового года. Обиделась! – думал Вася. И понимал, что на ее месте обиделся бы тоже. Неужели она не разобрала, что на берестяной грамоте написано? Она же ведь отличница и про такие грамоты наверняка знает…
Но Тоня не звонила. Вася тосковал. Телефон он себе купил и вставил туда карточку, что отдал ему Прохор, который давно хотел сменить себе и тариф, и номер. Но зря – никто не звонил Васе.
Так что в один прекрасный день, улучив момент, Вася выскочил из дома и помчался на вокзал. Его путь лежал в Беклемищево, докуда он два дня добирался из Рязани, ставшей его тюрьмой. Родителям он позвонил уже из электрички, которая везла его в Москву – так что погоню высылать было поздно.
– Ну, вернемся, я тебе задам, – пообещал отец.
– Хорошо, – согласился Васька.
В Москве его чуть было не оформили как беспризорника, когда на вокзале попросили показать документы и билеты. Только быстрые ноги спасли его. И дальше Василий Константинов ехал автобусами.
И приехал…
– Вася! – улыбалась Тоня, и слезы делали ее улыбку какой-то виноватой.
– Я же сказал, что не хочу отсюда никуда уезжать, – улыбнулся Васька. – И в Новый год я про тебя думал – что мы будем вместе, загадал… Видишь, сбылось.
Он прижался к лицу Тони своей холодной щекой. И стало понятно – Васька пробыл на улице долго, очень долго, а потому жутко замерз.
– Ты прямо с автобуса?
– Ага! Тонь, а чего у вас дома так холодно, не пойму?
Пришлось рассказать про дрова, про банную жизнь.
– У-у, так дело не пойдет! – хлопнув в ладоши, заявил Васька. – В бане они живут! В бане вообще-то моются! Давай-ка, выметайтесь оттуда со всеми вещами, я там мыться буду. Можно?
– Конечно, но… – начала Тоня.
– А тут я сейчас печку натоплю! – на ходу заявил Васька. – Нечего экономить. Найдем дрова!
И закрутилось хозяйство. Васька вернулся с охапкой дров, за ним хвостом примотала счастливая Маша. Тоня готовила ужин, деловой Василий бегал туда-сюда, топил печи и в бане, и в доме, рассказывал веселые истории из жизни своей многочисленной семейки. Смеялась Тоня, смеялась Маша, Кузя вертелся у всех под ногами – в общем, холодный дом наполнился жизнью.
Когда Вася – румяный и намытый примчался из бани, на столе стоял праздничный ужин. Девочки зажгли елочную гирлянду – и показалось, что снова наступил Новый год. Хорошо, что елку до сих пор не убрали! Мерцали, подрагивая, полосочки «дождя», иногда, попав в воздушный поток, вдруг начинали крутиться игрушки на елке, покачивались ватные шарики-снежинки, что висели на нитке, протянутой через всю комнату.
К жареной рыбе и квашеной капусте Тоня сделала восхитительное блюдо: открыла последнюю банку тушенки, перемешала мясо с картошкой – вкусно было невозможно! Картошка с тушенкой пахла достатком, хорошей жизнью, уверенным покоем.
В доме становилось теплее и теплее. Скоро все разморились, заклевали носами. Разговоры пошли все медленнее, ленивее.
– Спать, – решила Тоня, из последних сил выползла из-за стола и постелила Ваське гостевое лежбище на лучшем месте – на печке. А сама юркнула к Маше – на кровать за занавеской.
Десять минут – и все уже дрыхли. Даже довольный Кузя в своей будке на улице. Охранять такую веселую семейку ему, наверное, было особенно приятно.
Глава 9
Дрова
Утром Тоня проснулась раньше всех – разметавшаяся Маша просто спихнула ее с кровати. Время – девять часов с лишним. Понятно, что никакой школы сегодня… Ну, ладно.
Она принялась, собирая завтрак, на цыпочках ходить по кухне, чтобы не разбудить гостя на печке. Говорить Ваське про то, что ему в школе велели больше не появляться, Тоня не хотела.
Но он сам начал разговор.
– Привет, Тонь! – с улыбкой сказал он, свешиваясь с лежанки. – Ого, сколько времени! В школу не пойдешь? Я – нет.
