Баба выглянула в окно, но во дворе никого. Она прислушалась. Уловила звук шагов поднимающихся по лестнице на чердак. Анжелка мигом свернула к лестнице, увидела захлопнувшуюся дверь чердака и крикнула:
— Эй! Кого черти принесли? Живо вытряхивайтесь! Не то милицию вызову, всю деревню подниму на ноги! — стучала по лестнице палкой.
Дверь чердака открылась. И Анжелка услышала:
— Мам! Ну, чего шумишь? Это я, Андрей! — узнала голос сына. Баба, чертыхаясь, вернулась в дом, задумалась, как станет жить дальше?
— Конечно, оставаться в деревне больше нет смысла. Нужно продать дом и перебираться в город. Там не спеша, подыщу работу, охмурю какого-нибудь лоха и заживу, забив на всех с прибором, — улыбалась сама себе.
— Вот только сначала нужно появиться в городе, разведать обстановку, приклеиться где-нибудь на фирме, застолбить для себя место, а уж потом всем остальным заняться, — решает Анжелка.
— А что если к Ваське подвалить? У него теперь этих фирм по городу не счесть! Подыщет что-нибудь для меня. Ведь ни чужой, помочь должен. Зачем самой бегать искать, этот и на зарплату не поскупится. Его главное разжалобить. Скажу, что Мишку выгнала. Поняла, что не люблю. А теперь без копейки осталась, сижу на одном хлебе. Тут же Андрейка приехал на лето, его и покормить нечем. Так Вася завтра утром примчится. Багажник так загрузит, что до конца года харчей хватит. Добавлю, будто Мишка теперь в Германии, а перед уходом все деньги забрал.
— Нет, нельзя говорить, что выгнала. Вася не поверит, что выкидывая козла, позволила ему забрать все деньги. Василий посмеется над брехней. Скажу, как есть, что уехал в командировку, взял все деньги, а там новую юбку нашел. Возвращаться не собирается…
— А он скажет: — «Покажи письмо».
Анжелка в комок сжалась. Уж лучше ничего не надо, чем это письмо показывать, — думает баба.
— Нет, нужно закинуть о работе. И пожаловаться на нехватки. Но о Мишке ни слова. Вот только Вася тоже ни морковкой делан. Обязательно спросит, почему вздумала в город перебраться? И куда дену Мишку? Сказать, что разошлись? Но деревня ему все равно скажет, что козел меня бросил. Он и мать в свое время оставил, неудивительно что и меня кинул. Так и сморожу, ведь оно так и есть! — хмурилась Анжелка. Баба решила не откладывать задуманное и набрала номер телефона Василия.
— Анжела! Ты когда звонишь, на часы смотришь? Имей совесть, скоро полночь! — услышала недовольный голос, и тут же сообразила:
— Вася! Ну если б меня ситуевина не достала, не потревожила б так поздно.
— Что у тебя стряслось?
— Понимаешь, Мишка уехал в Германию в командировку и оставил меня без копейки. Все взял. А у нас с Андрейкой продукты кончились. Купить не на что. Сама бы обошлась, а сына жалко, — лепетала баба.
— Так он еще полгода назад уехал. И что? До сих пор не вернулся?
— Нет…
— Ну, теперь уж не жди! Не вернется! Так ты что, все это время без денег и продукты не покупаешь?
— Какая моя зарплата в колхозе, сам знаешь, на хлеб и сахар, а на чай уже в долг бери! Хочу в город вернуться. Помоги с работой, возьми куда-нибудь к себе! Измучилась вконец в этой нищете, сил больше нет, помоги!
— Короче! Дай закурить, а то так жрать охота, что переночевать негде! — расхохотался в ответ Василий и сказал:
— Ты предел знаешь? Я тебе кто? Сколько лет назад развелись? Мы посторонние друг другу люди! Трудно сына накормить? Сейчас позвоню, и он больше никогда не придет к тебе! Не допросишься! Я ему дал с собою денег. Андрей всего неделю в Липках. Деньги он отдал. Сколько ж еще можно с меня тянуть? Того, что сын передал, моей семье на месяц хватает. А ты что всю деревню кормишь?
— Я ни с кем не общаюсь!
— Выходит, пропила. Потому что проесть столько за неделю невозможно.
— Ладно! Как-нибудь обойдемся сами. Ну, а с работой поможешь, устроишь к себе?
— Об этом даже не мечтай! Я еще не сдвинулся, и жизнь мне не надоела! Ни в коем случае тебя не приму на работу, потому что слишком хорошо знаю. И больше не звони. Оставь меня в покое! Не навязывайся и не висни! Возврата не будет. Не докучай, — выключил телефон. А через полчаса с чердака спустился Андрей. Анжелка, едва глянув на сына, поняла, он говорил с отцом:
— Чем же я так достал тебя, что ты звонишь отцу и требуешь деньги на мое питание? Ведь я за целый день корки хлеба у тебя не взял. У своей девушки обедал и ужинал.
— Ну и зря! Полный холодильник еды!
— Зачем же врешь отцу, что нечего есть?
— Это я про запас попросила. Все бабы так делают, имеют свой заначник. Поверь, твой отец не обнищает, если немножко поддержит нас. А из тех денег что даст, своей девчонке подарок купишь. И нам что-то останется. Если мужчин не трясти на деньги и продукты, они сами не догадаются. Вот напомнила, что в том плохого? Ни на водку просила, — оправдывалась женщина.
— Послушай, я перестал тебя понимать, зачем ты так делаешь, просишь жратву и деньги, когда всего этого хватает. Или назло отцу? Лишь бы урвать от него? Но ведь он тебе никто и помогал ради меня. А я больше не хочу быть ширмой в твоей игре! Хватит! — стукнул по столу кулаком, Анжелка даже испугалась резкой выходки сына.
— Не позорь меня! Ты и так всех нас достала!
— А ну, замолчи, сопляк! Мал еще на меня рот разевать и указывать, как мне жить! Ты сначала научись вести себя со мной, встань на ноги, а уж потом…
— Кто бы говорил! Я умею себя вести. Правда не ты меня тому учила. Мне нечего стыдиться! А вот тебе даже появиться среди людей нельзя. Сама знаешь почему. Твой хвост из прошлого тянется на километры, через годы. Люди стыдятся признать, что были с тобой знакомы. Отворачиваются как от прокаженной. Я со стыда сгораю, слыша о твоих похождениях. Они и сегодня клеймом на тебе горят. Мне стыдно признаться, что ты моя мать. Но и у меня терпенье не бесконечно.
— Андрюшка, остановись! Не надо продолжать, не будь таким жестоким. Ведь это все вернется к тебе, как вернулось болью ко мне! Не отрекайся от меня. Может, я и вправду нехорошая, но в твоей крови, до самой смерти, останусь единственной, твоею матерью. И меня никто не заменит тебе, зайчик мой! Хоть ты, единственный на всем свете, не ругай меня, мой котенок, я всеми ругана, клята и мята! Кто только не обидел и не пытался обтереть об меня ноги. Все оскорбляли и обижали. Хоть ты пощади! Не плюй в душу мою! Какая ни на есть, я мать твоя! И никто меня не заменит. Только моя душа по тебе плачет, когда ты не со мной. Чем старше ты становишься, тем мне страшнее, сынок. Конечно, не всегда была права, но ведь и я обычная баба и ошибалась как все. А кто подсказал и помог? Да никто! Твой отец прекрасный человек, но за бизнесом и обломами, за неудачами и крахами, он перестал меня видеть. Мы слишком много пережили и перенесли. Он перестал видеть во мне женщину. Его ломала жизнь. Меня она тоже выбивала из седла. Случалось падать мордой в грязь, чтоб вытащить Василия. Так поступали многие, ни я одна. Но им помогали не только встать, но и очиститься. Их было кому защитить. У меня этого шанса не имелось. Я защищала нас обоих как могла. Твоя бабка была слишком занята собой. И нам не помогала. Ей было не до нас. Я понимала, что рискую потерять все разом. И однажды не выдержала и сорвалась. Сдали нервы, сгорели от перенагрузки. Тот срыв мне дорого обошелся, за него плачусь и сегодня! Слышишь, сынок! Высшее, светское общество никогда не умело поднять упавшего, простить споткнувшегося, очистить испачкавшегося. У него одно оружие: холодное презренье!
— А зачем оно нам? — удивился Андрей.
— Без него ты ничего в жизни не добьешься. Ни карьеры, ни положения, ни признания! А без этого как станешь жить?
— Я и служить буду далеко отсюда! Где-нибудь на Камчатке или в Балтийске. Зачем мне мести хвостом перед местным бомоном?
— у них, сынок, очень длинные руки. Они из-под земли достать могут.
