Ленка все это понимала…
Иннокентий стал ее любовником незадолго до появления в его семье третьего ребенка. И вскоре к Тоське остыл совсем, перестал замечать жену. Не прикасался к ней, старался избегать общения. Перестал водить к себе гостей и не появлялся с Тоськой на людях, не возил ее на машине.
Женщина думала, что это отчуждение из-за беременности, изменившей внешность. Тоська сама себя не узнавала в зеркале. Но знала, что беременность — явление временное. Стоит родить, как все наладится, вернется в норму. Она старалась реже попадаться мужу на глаза, чтобы не раздражать его. Но… Приехала к матери с отцом в Зеленый Ров вместе с детьми. Хотела до родов здесь пожить. А тут, как назло, соседская старуха приплелась на третий день. Ее в каждом доме боялись. Называли ведьмой. Ее никто не помнил в молодости. Все так и считали, что Алымиха родилась в черной шали, темной кофте и в длинной, до самых пят, юбке. Но не одежда наводила ужас на людей. Леденил душу взгляд старухи, пронзавший до самых костей. Ее глаза смотрели, казалось, из самой глубины головы, от затылка, из-под нависшего шишковатого лба и седых прядей, спадающих на лоб.
— Отдыхать приехала, бабонька? — глянула на Тоську пронзительно и захихикала скрипуче, едко. — Значит, дитя носишь ныне. Уже ему скоро и в свет появиться надо! Мальчонку родишь! Крепыша! Это как Бог свят говорю тебе. Но только стерегись, девка! Не любит больше тебя мужик твой! Другая у него на сердце имеется. Веселая, молодая, красивая! С ней в постели тешится, ей подарки несет. К тебе сердцем остыл и плотью. Не хочет думать о тебе. Она его сердце в плен взяла. Завладела накрепко. К тебе ничего не осталось. Даже к детям охладел супостат. Кобель окаянный!
— Не бреши, Алымиха! Не болтай напрасно! Кешка любит нас! И ни на кого не променяет. Откуда ты взяла про любовницу? Не до них ему. Мой муж — человек серьезный, — испугалась Тоська, вспомнив Кешкину холодность.
— Все они поганцы! И твой не легче! Ну, хочешь увидеть соперницу? — предложила Алымиха.
— Хочу! — вырвалось против воли.
— Налей воды в стакан. Дай сюда! Теперь теплой золы из печки. Свечу зажги! Смотри в стакан! — шептала старуха невнятно.
Тоська ждала недолго. Увидела в стакане воды, как в зеркале, Кешку с белокурой женщиной в постели.
— Ну что? Увидела? То-то! Говорю, что он кобель!
Тоська разревелась на весь дом.
Не вой. Помогу тебе, когда придет время. Не век кобелю без цепи жить! Надо их, шелудивых, в руках держать. В строгости! Под каталкой и ухватом!
Тоська уже не слышала слов Алымихи. Выла так, что мать с огорода прибежала.
— Ты чего?
— Кешка с бабами путается!
— Чего? Кто брехнул?
— Сама видела. Вон Алымиха показала в стакане, — еле выговорила Тоська.
— Нашла кому верить! Чего тебе, ведьма, надо? Зачем пришла сюда? Чего душу девке моей травишь? Иль греха не боишься? Иди к себе! Там воду и мути. Все никак не угомонишься, старая чума! Девка на сносях, ребенка ждет. А ты ей про мужнины пакости! Нашла время! Иди вон! — кричала Евдокия.
— Гонишь, дура! Ничего, в ногах станешь валяться, просить, чтобы помогла твоей Тоське! Она у тебя вдовой останется. Скоро! — засеменила Алымиха к двери, хохоча ядовито.
— Типун тебе на язык! — крикнула ей вслед хозяйка. И велела дочери замолчать. — Брехня все это! Заморочки, одурачивание! Не будь беременной, не поверила бы. У всех баб в это время нервы слабые! — успокаивала мать.
Но Тоська верила не ее словам, а своим глазам. Ночью у нее пошла кровь. Начались схватки. Отец, испугавшись, разбудил соседа, попросил отвезти дочь в больницу.
Кешка и впрямь был у Ленки, когда в дверь позвонил Димка и сказал, что Тоська умирает. Иннокентий не сразу сообразил, что произошло.
— Выкидыш! Понял? Давай в машину! Быстрее в больницу! — выдернул брата от любовницы.
К Ленке Кешка вернулся на третий день, заскочил на десять минут, чтобы извиниться за поспешный уход:
— Беда у меня, Ленка! Жена умирает!
— А разве она единственная на свете? — улыбнулась удивленно. — Или я тебе не подхожу? Или разлюбил меня? — обвила шею.
—Не только… У нас дети. Двое.
— Дети? Ну и что? Неужели ты так примитивен? Дети не должны отнимать жизнь у родителей. Они вырастают, а жизнь продолжается.
— Ты это к чему? — не понял Кешка.
— О себе подумай. И обо мне. Жизнь не вечна. Стоит ли расстраиваться по пустякам? Ею надо дорожить, каждой минутой. Жить себе в радость. Понял?
— Не совсем…
— Ох, какой непонятливый, — надула губки. И сказала жестко: — От меня ушел. Выходит, не любишь?
— Люблю, — поспешил убедить любовницу.
— Тогда почему торопишься? Куда спешишь?
— Она умирает…
— Что же с того? Разве ты ей сможешь помочь больше врачей? А если они не спасут, ко мне придешь? Да и помогут, ко мне вернешься. Или не так?
— Ты права. Но дети…
— А где они были, когда ты ко мне приходил?
— С женой…
— Почему тогда о них забывал?
— Помнил. И тебя любил.
— Разберись, кто дороже. Тогда и приходи! — указала на дверь. Он вышел не прощаясь. И пробыл у Тоськи в больнице до самой выписки.
Кешка сам себя истерзал. Да, Ленка стала лучиком в его жизни. Его гордостью и радостью. Он не шел, а летел к ней как на крыльях. Он никогда не был так привязан ни к одной из женщин. Тоська в молодости лишь нравилась ему. Он долго не ухаживал за нею. Уже через два месяца обладал девкой. А когда она забеременела, решил жениться. Тоська согласилась с радостью, без уговоров. Но нот теперь она не выдерживала никакого сравнения с Ленкой. И если бы не дети… Хотя… А может, Ленка права?
— Нет, нет! Дети мои! Хватит! Они не помеха! Ну и что, если люблю Ленку? Дети — при мне!
Он злился на Тоську за то, что та невольно помешала ему своей болезнью. Он молча сидел рядом, равнодушно смотрел в окно.
«Как там Ленка? Что делает? Простила его или все еще обижается? Ничего! Эта болезнь не вечна! Я вернусь! И она простит, все забудет», — думал Кешка, невольно улыбаясь, и внезапно поймал на себе пристальный, изучающий взгляд жены.
— О своей блондинке задумался? — спросила Тоська холодно. Кешка вздрогнул от неожиданности. Уж слишком внезапный был вопрос.
— Уходи! Не мучай себя! И меня не терзай. Я проживу без тебя! — сказала жена жестко.
— Тось, ты о чем? У нас дети, — увидел врача, появившегося в дверях.
— Дети мои! И ты о них забудь! — ответила жена, глядя на Кешку с ненавистью.
— Ты сначала выживи! — сказал он ей, когда они снова остались вдвоем.
— Если сдохну, мать моя их вырастит, без тебя!
— Замолчи, дура!
— Уходи! — потребовала Тоська твердо.
— Куда?
— К ней! К своей потаскухе грязной!
— Не смей ее обзывать! Ты не знаешь ее! Она не шлюха!
