Раньше на больших кораблях работал, на торговых, но... случилась беда. Пришлось смириться. Ситуация вынудила.
—
Молодые выдавили? — спросил Егор.
—
Со старпомом повздорили. Он подставил меня как мальчишку. А ведь я лоцманом ходил. Все акватории знал на зубок, все морские пути-дороги помнил лучше своей квартиры. Любое судно мог привести к причалу. Без единого замечания работал. Но, как говорится, на каждую старуху своя прореха сыщется. Так и у нас случилось. Возвращались из Японии с большим перегрузом. Старпом постарался, нахватал машин под заказ, да трюмы битком загружены. По палубе не пройти, только если боком. Хотя, если честно, от Японии к нам — что раз плюнуть, рукой подать, совсем рядом. Но поднялся шторм. Нам бы не спешить к берегу, переждать, дрейфовать в море, пока непогодь уляжется. Но старший помощник капитана на дыбы встал. Спешил отдать машины заказчикам. Но погода с ним не согласилась. Нас закрутило так, что души б не потерять. А старпом свое: «Полный ход к причалу!» Где он его увидел? Никто ничего не может разглядеть. Оно и понятно, двенадцать баллов! Я командую держаться подальше от берега, ведь по моим расчетам проходили мимо мыса Терпения, самого коварного места на пути: там рифы как клыки дракона на каждом дюйме торчат. Сколько раз о них пропороли брюхо, не счесть. А в шторм, когда берег не виден, лучше на глубину уйти, так безопаснее. Но старпом как с ума сошел, командует к берегу, и все на том!
—
А он что, не знал как нужно?
—
Испугался, что шторм машины смоет. Он в них вложил все. Вот и бесился. На меня с кулаками прыгал. Он по своему положению много выше, чем я. Конечно, его команда слушалась и взяла курс к берегу. Сколько мы миль прошли, определить было невозможно. Волны поднялись выше корабля втрое. Нас швыряло как пустой бочонок. Судно валило, захлестывало, крутило. Все мужики молили, скорее бы к берегу, хоть в какое-то укрытие. Но нас подхватило течение и понесло по воле волн. Судно перестало слушаться управления. Я понял, мы у мыса Терпения, только там случались подобные передряги, и скомандовал дизелистам, чтоб дали задний ход. Но было поздно. В следующий миг мы все увидели скалу. Она мигом надвинулась на нас. Судно врезалось в нее, я не помнил, как оказался на берегу: вытащила команда или выкинуло волной? С несколькими переломами очнулся в больнице. Весь в гипсе как каменная кукла. Только глаза и рот не забинтованы. В тот же день узнал, что восемь человек с нашего корабля погибли, и капитан... Судно разнесло в щепки. Все матросы, выжившие в тот день, лежат по больницам. Иные навсегда остались калеками,— закурил человек и долго молчал.— Что машины? Их купить можно, а вот людей не вернуть. Вину за них и судно повесили на меня,— отвернулся к окну.
—
А как же старпом, его приказы?
—
Он в психушку попал. Что возьмешь с такого? Но без наказания не могли обойтись. И только встал на ноги, оказался перед судом. Защитить, сказать в мое оправдание было некому. Так и отбыл я свои пять лет на Атосе. Ох. И зона! Она мне и теперь по ночам снится, хоть столько лет прошло. За душу держит память коваными цепями.
—
Иван Степанович, кто тогда был начальником зоны? — спросил Платонов.
—
Ее только принял Соколов. Его предшественник был редким козлом!
—
А я другое слышал,— не поверил Егор.
—
Брось! Кто хвалить мог? При нем зону держали фартовые. Как зэкам доставалось, говорить не хочу!
—
При Соколове лучше стало?
—
Что общего? Он воров «пахать» заставил. Перекрыл кислород блатным. Они раньше получки отнимали до копейки. Барахло забирали, особо тепляк.
—
Выходит, хлебнули вы там?
—
С фартовыми и у меня случались разборки. Хотя, это уже не то, что прежде. Раньше ворье не говорило с работягами. Чуть кто рот открыл, «перо» или шило в бок воткнут, и разбирайся потом с ними. Они и ночью возникали, когда хотели с кем-то расправиться.
—
Теперь они под «седлом» ходят. Чуть что, в «шизо» на месяц влетают. Оттуда — на карачках. Так что блатари свои права больше не качают,— сказал Егор.
—
Слышал я о том, но, как бы там ни стало, покоя от них не ждите. Ухо всегда надо держать востро. Ведь двоих начальников этой зоны фартовые убили, а уж охранников и вовсе без счета!
—
Я о том не слыхал.
—
Как-нибудь расскажу. Слышал и я о таком от зэков-старожилов. Те все помнят. И меня в свое время предупредили, не лезть на рожон с блатарями, себе спокойней будет. Ведь эти отморозки сумеют и на воле достать через года. Такое было.
—
Иван Степанович, выходит, вы знали пахана по кличке Медведь?
—
Конечно, зверюга отменный! Я не о внешности, о его сути! Таких нужно сразу истреблять. С малолетства. Чтоб землю не загаживал и беду не сеял вокруг. Он и теперь во сне к моему горлу лезет. Удавить хочет.
—
И к вам? — удивился Егор.
—
Покоя не давал, пока не нашел Кондрата, но и теперь нет-нет да и прискочит потрох со своими «клешнями».
—
Он и Соколова достал, и Ефремова! — не выдержал, поделился Платонов.
—
Не мудро! Это он умеет! Вся зона в его лапах...
—
Нет его! Умер!
—
Правда? Ну, повезло!
—
Так и мертвый возникает к мужикам.
—
К Кондрату нужно им, если тот жив.
—
Ходили, лечил он их. Полегче стало, но совсем отвязаться не получается.
—
Значит, Кондрат еще лечить должен. Попросить старика надо.
—
А скажите, как могут зэки убежать из той зоны, минуя вышки, заборы, собак, дворы и охрану? Сколько раз линяли козлы! Случалось, уже в городе их ловили. Вы слышали о лазейке?
—
На это не могу ответить.
—
Почему?
—
Не мой секрет.
—
Мы все обыскали...
—
Напрасно ищите. Не найдете.
—
Иван Степанович, но ведь этой лазейкой последние негодяи пользуются.
—
Слыхал о том.
—
Так помогите нам.
—
Тогда самого фартовые достанут. Ведь, кроме меня, лишь двоим известно. Но они далеко, их не взять, а я рядом. Блатари каждый год на волю выходят. Им меня сыскать, как два пальца обоссать,— глянул на Марию Тарасовну, извинился за грубость и сказал Егору,— давай не будем продолжать. Эта тема для нас — табу. И все на том. Я пришел в гости к Марии, пора ей уделить внимание,— повернулся к теще и заворковал с нею.
Как ни пытался Егор вернуться к беседе, из этой затеи ничего не получилось.
Какой там сон? Платонов даже об ужине забыл. Так хотелось ему узнать, где находится та лазейка, но гость наотрез отказался говорить о ней.
«Видимо, он сам ни хрена не знает. Или выламывается, набивает цену,— Егор не поверил, что Иван Степанович боится расправы фартовых.— Больше пережил, а это в дрожи держит.
Вы читаете Тонкий лед