Утро без рассвета. Сахалин

—

Кто не позволяет? — не понял следователь.

—

Объем работы.

—

А почасово? Он же не должен работать по четырнадцать часов. Без выходных! Без отгулов.

—

Все мы перерабатываем. Все, как один.

Яровой не смутился.

—

Все, говорите? Но вы знаете, что он болен.

—

А кто здоров?

—

Но вы, к примеру, не в таком состоянии, как Журавлев?

—

Никто невиноват.

—

Но рабочее время существуют…

—

Вам это к чему? Мы перевоспитываем преступников трудом. Вам же помогаем. Если бы мы ему ставили все рабочие часы, он давно бы по зачетам должен был освободиться. Но куда он пойдет? Ни вы, ни я — не можем поручиться. Может, снова воровать бы стал?

—

Как знать… — сказал Яровой.

—

Да что там знать? Что знать-то? Чего их жалеть?

—

Скажите, он никуда не отлучался на несколько дней?

—

Вовка? Что вы! Нормальному, свободному отсюда выбраться нелегко. Этот же — псих, поселенец! Его в больнице на особом учете держат.

—

Это верно. Но кто его непосредственный начальник? — поинтересовался следователь.

—

Мастер.

—

Он случайно не был в отпуске в этом году?

—

Был. А что?

— Ничего. Я вот о чем подумал. По всей видимости, Журавлев решил остаться у вас и после поселения.

—

Хорошо бы было.

—

Так вот, мастер ваш мог бы проконсультироваться с врачом Журавлева, может, какие-то лекарства нужны ему, каких у вас нет… Или фрукты.

—

Какие фрукты в марте? — рассмеялся главбух.

—

В марте?

—

Ну да! Он же в марте отдыхал.

—

А где?

—

Кто ж его знает? Билетов к оплате не предъявил. Значит, здесь отдыхал.

—

А почему в марте он взял отпуск? Тепла еще нет. Купаться нельзя. Холодно.

—

Летом мы ему отпуска не дали бы.

—

Почему?

—

Самый разгар работы.

—

И долго он в отпуске был?

—

Кто?

—

Мастер, — уточнил следователь.

—

За год взял.

—

Так мало?

—

А больше мы не дали бы. В апреле — разгар сплавных работ. Не до отпусков. Да и что хорошего в отпуске? В дороге измотаешься. Деньги за две недели потратишь и просишь телеграммами у родни на дорогу. Какая радость от такого отпуска? — смеялся главбух.

—

Я попрошу у вас список всех, кто отдыхал в этом году из раб

о

тников порта, подчеркните фамилии тех, кто связан непосредственно по работе с Владимиром. И еще мне понадобится список всех работников порта.

—

А зачем вам это? — удивился главбух.

—

Нужно. Я убедительно прошу вас об этом, — сказал Яровой

.

Главбух пообещал, что поручение Ярового к концу дня буд

ет

выполнено. И тут же позвонил начальнику отдела кадров… Арка

дий

вышел, решив позднее сверить данные кадровиков со своими, д

ля

большей точности.

Мастер… С ним можно встретиться вечером, когда придет списками, а пока…

Следователь торопился в больницу. Оставалось еще три часа того, как Журавлева могут отпустить на работу.

Уже немолодой врач — невропатолог встретил Ярового в кор

ид

оре.

—

Вы к Журавлеву?

—

Да.

—

Он плох.

— Бредит.

— Приступ не прошел? — спросил следователь.

— Нет. Это затяжной приступ.

—

Мне можно взглянуть на

него?

—

Зачем? Он не сможет с вами говорить. Не то состояние.

—

Понимаете, мне нужно, — объяснял Яровой.

—

Ну что ж, если вы так настаиваете, то я должен разрешит

ь

вам. Но пойти к нему

м

ы должны будем вместе.

—

Я не возражаю, — согласился Яровой.

Вовка лежал в одноместной палате. Окна были задернуты пло

т

ными занавесками. Рядом с поселенцем сидела пожилая женщин- санитарка. Она поправляла подушку, удерживала больного, чтоб

не

упал. Вытирала полотенцем лицо Журавлева. И уговаривала поселенца тихим, ровным голосом.

А он метался по койке, кричал:

—

Муха! Я ничего вам теперь не должен! Отвяжитесь от меня

.

Я боюсь вас!

—

Вы знаете, о ком это он? — наклонился врач к Яро

во

му

.

—

Наверное, свое вспоминает.

—

Он тут все про женщину кричал. Ох и жутко, — передернул плечами санитарка.

—

А имя ее какое? Не запомнили? — спросил Яровой.

—

Имя не говорит. Обзывает.

—

Гиеной? — вспомнил следователь.

—

Во-во, — подтвердила санитарка.

Гиена. Но Торшину он так не называл. Причем, Валентин никак не могла никого «засыпать». Она далека от Клеща и Мухи

.

А вот Гиена…