Утро без рассвета. Сахалин

должны понимать, что это — участь всех одиночек. Быстро идешь — кого-то догоняешь, медленно идешь — кого- то ждешь. Так и со мной случилось.

—

Все возможно. Но до пожара о вас никто ничего такого не говорил и не судил вас за спиной.

—

Повода не было.

—

Вы так думаете? — не поверил следователь.

—

Не случись пожара — не о чем было бы говорить. Сами на себя посмотрели бы, эти судьи! У всех подолы грехом замараны. А туда же! Других порочат. А кто от беды застрахован? Разве я этого хотела?

—

Разумеется, не хотели. Ну вот скажите, вы хорошо помните, что поставили плитку на асбестовую плиту? — спросил Аркадий.

—

Конечно. Как сейчас.

—

Розетка, куда включалась плитка, не искрила?

—

Нет.

—

Замыкание могло произойти?

—

Нет.

—

Значит, была исправна и проводка, и розетка?

—

Да. К тому же пожар — по заключению госпожинспекции — начался оттого, что пол загорелся, а не от проводки.

—

Но под плиткой, как вы сами утверждаете, лежал асбестовый кусок.

—

Это я утверждаю. А они — другое. Они не моим словам верят, а своим глазам. И с этим я не могу спорить.

—

А давайте мы с вами поразмыслим, — предложил Яровой.

—

Зачем? Теперь ни к чему.

—

Почему же?

—

Я уже выплачиваю стоимость ущерба. Удерживают с зарплаты.

—

И все же, давайте подумаем. Что и как могло произойти и чего не должно было случиться, — предложил следователь.

—

Пустое дело. Что теперь докажешь? Барака нет. Кусок асбеста нашли в стороне. Виновник — налицо. Что толку им с моих слов?

—

Скажите, вы встречались с кем-либо из мужчин?

—

Хватит!

—

Я спрашиваю вас не из праздного любопытства. Вы знали плотогона по имени Беник?

—

Какое вам дело до моей личной жизни? — покрылось пятнами лицо женщины.

—

Это может иметь прямое отношение к случившемуся.

—

Логика соседушек.

—

Ответьте на вопрос.

—

Моя личная жизнь — это мое дело!

—

Меня не интересует ваша личная жизнь! Я спрашиваю вас не об интимном, а о конкретном человеке. Вы его знали? — Знала. Как читателя.

—

Он был в вашей квартире?

—

Я сказала, что знала, как читателя.

—

Читатель этот живет в Ныше. И вам это известно не хуже, чем мне. А в Ныше своя библиотека имеется. Здесь, в Ногликах, он бывает очень недолго. И прибывает с плотами, когда библиотека закрыта! При чем же тут — читатель?

—

Зимой у них не было сплава.

—

Но библиотека в Ныше осталась на месте. К тому же не скажете же вы, что в вашей библиотеке выбор книг больший? Ведь всю поступающую на район литературу бибколлектор распределяет равномерно по всем библиотекам.

—

Да, но у нас выбор больший. Многие, уезжая насовсем на материк, дарят в библиотечный фонд книги.

—

Допустим. И все-таки. Не хотите ли вы мне сказать, что только из-за книг этот человек бывал у вас? За столько километров от дома, от своего села?

—

Уверена.

—

Да в это трудно поверить!

—

А зря! Этот человек очень эрудированный, культурный и начитанный.

—

Не спорю. Что эти качества сказались на вашем отношении к нему? Привлекли внимание.

—

Всем приятнее говорить с людьми культурными, образованными.

—

Сколько времени вы с ним знакомы? — спросил Яровой.

—

Давно. Скоро два года.

—

Он бывал у вас дома?

—

Бывал. Но редко, — опустила голову женщина.

—

Вы состояли в интимных отношениях?

—

Да что вам нужно?

—

Отвечайте спокойно. Я — не сосед…

Библиотекарь вспыхнула. И встала со стула. Нервно заходила по залу.

—

Вы успокойтесь. Но этот неприятный для вас разговор нужен не только мне, как следователю, но и вам, как человеку.

—

Ну, были мы с ним близки! Так и что с того? Он — разведен! У меня тоже нет семьи. Что тут предосудительного? Я не была причиной его развода. И чище его законной! Она — замужняя — таскалась. Сделала человеку стыдное перед всеми людьми. А я — одна. К тому же наши отношения не рекламировали ни я, ни сам Беник. Встречались, как два одиноких человека, как два несчастья, как два горя. Встречались, когда было невмоготу. Вдвоем — легче. Мы отдыхали друг с другом. Утешали. Радовались. Без обещаний и обязательств на будущее. Мы ничего не требовали друг от друга. Он был нежен и ласков со мною, как самый большой друг. Я была для него не просто женщиной, а его половиной одиночества. Его тянуло ко мне, когда ему было трудно и плохо. Когда жизнь становилась невыносимой и после ночи не наступал рассвет. Он приходил, когда летом ему было холодно. И не искал утешений. Утешал меня, считал, что мне тяжелее. И всегда жалел меня.

—

У него были ключи от вашей квартиры? — спросил Яровой.

—

У него ключи от моей жизни! Он один может в любую минут ею распоряжаться.

—

А от квартиры?

—

Были! Я сама их ему отдала, чтоб он мог прийти в любое время ко мне домой!

—

Когда вы отдали ему ключи?

—

А какое это имеет значение?

—

Когда он получил ключи?

—

В марте отдала. Он приезжал весь продрогший. Не мог же он ждать конца работы моей здесь, в библиотеке.

—

Вы сами отдали ключи, или он попросил вас об этом?

—

Я сама.

—

А почему раньше не отдали?

—

Он не брал.

—

Чем мотивировал?

—

Говорил, что боится потерять.