Впоследствии тот факт, что Брандо снялся в «Крестном отце», не наладил им отношения. Синатра называл Брандо «самым переоцененным актером в мире». Эй, Фрэнк, спокойнее. Ты что, видишь себя в «Последнем танго в Париже»? Ты представляешь себя рядом с Марией Шнайдер? Или в «Апокалипсисе сегодня» — с бритым черепом, снятым Копполой против света?
В 1956 году в его постели сменяли друг друга Джуди Гарланд, Ким Новак и Лорен Бэколл. Последней он предложил женитьбу (она: «Мне следовало посомневаться по крайней мере тридцать секунд»), но потом исчез из виду, ибо она проболталась об этом проекте хроникерше Луэлле Парсонс. Бэколл стала ему поперек горла: начала подписываться «Бетти Синатра». Шесть лет ссоры.
У него все было хорошо. Подавляющее превосходство. Одни диски и фильмы. Жизнь, которую он вел, добавляла ему популярности. Словно размахивать чеком в миллион долларов, говоря: «Вот, что я называю карманными деньгами». Фрэнк был настоящим мачо. Женщины служили ему только для одного — угадайте для чего. Фрэнку нужен был двор, партнеры для игры в покер, компаньоны для пьянок. Он любил, когда его окружали приятели, рядом был кто-то, чтобы выпить стаканчик, дать пригласительный билет или отвадить особо назойливых. Его единственный сын, уже взрослый, искал общества братьев, которых у него не было. Тогда с Дином и Сэмми они стали приглашать друг друга в телевизионные шоу, тайно играя в того, кто меньше от этого устанет.
12 мая 1960 года Фрэнк в своей передаче встретился с Элвисом Пресли. Оба были в смокингах. Элвис вернулся с военной службы и был без мундира. «Голос» пел «Люби меня нежно», «Король» — «Колдовство», каждый свой куплет по очереди. Чувствовалось, что обоим непросто. Фрэнк всегда презирал рок-н-ролл. Когда дети ставили диск «Битлз» или «Роллинг Стоунз», он хватал его и ломал об колено. Он был такой, Синатра: везде как у себя дома.
В 1961 году он записал первый альбом на своем личном лейбле «Репрайз» — «Ринг-а динг-динг».
То, что с ним произошло, было невероятным. Свое место в мире, он не уступил бы его ни за что на свете. Зачем? Империя — он ее имел: фирма грамзаписи, продюсерская компания, отели, казино, три самолета (один назывался «Эль Даго»[12], другой — «Тина», по имени одной из дочерей). Власть и доллары для подавления. А как бонус — популярность, какой просто не должно было существовать. Излишество для него составляло своего рода эталонный метр.
Он сделал себе каменное сердце. Чертежи нарисовала Ава. После нее чувства его окаменели. Больше не приходили. Пусть только попробуют — их сразу пустят в дело.
В шестидесятые годы Фрэнк встречался в своем «Таймекс-Шоу» с Элеанорой Рузвельт. Джулиет Праус танцевала ча-ча-ча. Ночью она делала другие упражнения (она была одной из штатных любовниц Фрэнки). Лена Хорн пела с ним дуэтом. Фрэнк не ломал себе голову. Он лишь позволил себе натянуть смокинг. У него была привычка трогать мочку правого уха пальцами левой руки (у Жана д’Oрмессона было то же самое — у всех «Голубоглазок» нечто подобное имелось). В рекламных паузах демонстратор совал часы «Таймекс» в стиральную машину, чтобы показать, что они водонепроницаемы. Что могло быть большим китчем?
Вместе. В этом заключалась вся штука: не расставаться. Работать вместе. Делать глупости вместе. Вместе зашибать деньги. Участвовать в оргиях. Лас-Вегас был местом их отдыха, сексодромом номер один. «Блэкджек» и крашеные блондинки. Вульгарные бабехи и однорукие бандиты. В казино у них был нелимитированный кредит. Жетоны дождем сыпались на столы. Время от времени крупье морщились. Да, они были королями. Все было им позволено. Неоновые огни — откровение.
Был, конечно, Фрэнк. Был Дин Мартин. Был Сэмми Дэвис-младший. Добавьте в список Питера Лофорда и Джои Бишопа, комика второго плана: вот у вас и замечательная «Крысиная стая» в полном комплекте. Эти крысы были на «ты» с двумя типичными американцами — Славой и Роскошью. Они правили бал в «Песках». У них были серо-голубые флуоресцентные костюмы, похожие на шкуру акул. У Дина, индифферентного красавчика лицо всегда было помятым, словно его только что разбудили, и он спрашивает себя, не лучше ли заснуть снова. Он держал двумя пальцами свой стакан и спрашивал аудиторию: «Что делают все эти люди в моей комнате?» Восхищенная публика прыскала со смеху. Она имела это за свои деньги. Слышно было, как гоготали жены. Мужья фыркали в свои мятные джулепы. Переспрашивали. Гибкий как эластик, Сэмми выделывал па новейших модных танцев. Чемпионы крупной шутки и мужественного товарищества. Типа — оставить отпечатки своих половых органов в цементе тротуара перед «Китайским театром Граумана». Они развлекались и думали только об этом, поплевывая на остальное. И кто им мог помешать? Вся страна пыталась заказать место в «Копа-Баре». Их линия поведения не осложнялась разборчивостью. Обязательно было курить («Кэмел» с фильтром для Фрэнка). Алкоголь настоятельно рекомендовался. Каждый вечер вытаскивали на сцену бар на колесиках, уставленный звякающими бутылками. Они щелкали пальцами в вечном настоящем, здесь и сейчас в красках ночи. В зале — битники, их ровесники, которые никогда не будут такими, как они, и готовы от подобного желания лопнуть. «Крысиная стая» воплощала нечто дьявольски мужское. Иметь всех девушек и праздновать с приятелями — вот мечта всех активных западных самцов.
Фрэнк и компания появлялись дважды за вечер — в восемь и в полночь: шоу длилось полтора часа, и ни минуты больше. Днем они снимали «Неизвестного из Лас-Вегаса» под руководством Льюиса Майлстона (руководство — слишком громко сказано: они все делали от балды). В шоу песни чередовались со скетчами. Джои Бишоп писал тексты. Импровизация текла рекой. Приколы следовали один за другим. Нередко раздавался безумный смех. Все зависело от количества проглоченного виски. Еще один стаканчик. Сэмми разражался смехом, хлопая себя по бедрам. Дин поднимал его на руки и говорил: «Я хочу поблагодарить Ассоциацию защиты цветных за этот чудесный трофей». Сэмми часто играл роль козла отпущения. Он прекрасно знал, что его старые приятели на самом деле не расисты, а благодаря Фрэнку он стал одним из самых популярных чернокожих в Соединенных Штатах. Это Фрэнк позаботился, чтобы он получал такой же гонорар, как и белые артисты, и это Фрэнк оплатил больничные расходы, когда Сэмми потерял в автомобильной аварии левый глаз. Тогда он, сжав зубы, вошел в несколько боковых заносов. Они могли звать его «дымчатый малыш», бросать: «Не слишком ли темно здесь?», а Сэмми брал зрителей в свидетели: «Они ужасно милы, не так ли? И это мои лучшие друзья!» В действительности, они хватали через край. На него все можно было свалить. Фрэнк ободрял его: «Я хочу петь с тобой, пить с тобой, делать покупки с тобой, играть в гольф с тобой —
Это было счастье. Вечера премьер. Радостная публика. В темноте бил барабан и слышалось: «“Пески” имеют честь представить вам, прямо напротив бара...» Снова барабанная дробь. Балет прожекторов. Музыка. Крутящаяся вихрем толпа. Дин прогулочным шагом выходил на сцену, мурлыкая «Я люблю Вегас летом» на мотив «Я люблю Париж». По случаю слова слегка изменили: «Я люблю Вегас, потому, что здесь мои деньги». И дальше: «Потому, что здесь моя кровь». Вот это было ясно. Дин не трудился разглагольствовать. Раньше, во время их расцвета, когда они были самыми высокооплачиваемыми конферансье в США, он давал своему приятелю Джерри Льюису оборвать себя посреди куплета. Теперь, когда они поссорились, и их дуэт отошел в прошлое, Дин очень хорошо делал это один, обозначал длинную ироническую паузу, имитируя провал в памяти, влезал в шкуру симпатичного и вялого пьянчуги, эдакого хмельного Обломова. В припеве он спрашивал себя: «Сколько времени я уже здесь?» Зачем от такого
