как на оперативном столике, страшную находку.– Такая ниточка, как вошь.
И он с каждой минутой принимал все более неустрашимый вид. Плечи его и голова так и ломились назад от сознания собственной великой силы. А голос приобрел какой-то сладкий покровительственный тон.
Старшие, разобрав, в чем дело, облегченно вздохнули, расправили спины, заняли свои места.
– Тетя Надя хорошая, у тети Нади ничего не может быть,– опять затвердила Ольга.
– Как вы меня напугали!..– замогильным голосом заговорила тетя Надя, все еще не двигая ни одним членом, как загипсованная.– Как вы меня напугали!.. Кажется, никогда в жизни я так ни от чего не пугалась, как сейчас!.. Как это вредно может отразиться на моем сердце!.. И сама я никогда не придала бы этому такого большого значения, если бы даже и нашла на себе насекомое, а это вы навели на меня такой страх, вы, вы!.. И чего я так испугалась?.. Уфф…
– Это все противная Нюнька,– сказала Ольга и поискала глазами девочку.– Глупая ты!.. Зачем ты сочинила, что она ползет? Разве ниточка, ворсинка от материи, может ползти?
– Я не сочинила,– протянула плаксиво в нос Нюня и опустила лицо, как наказанная.– Мне так показалось.
– Это ей со страху,– снисходительно улыбнулся в ее сторону одним уголком рта Вася.
– А Вася-то ваш какой молодец! – вспоминала москвичка.– Вася-то!
Вася герой! Пусть теперь московская богачка попробует оставить его без подарка! Тогда она увидит, что он ей сделает!
– Я ничего не боюсь,– возбужденно, как в чаду, не отдавая себе отчета в том, что говорит, рекомендовался Вася москвичке.– Я все могу! Я и тарантулов в руки беру и гадюк! Ночью один пойду на кладбище, опущусь в любой склеп и просплю до утра на гробу со свежим покойником!
– Довольно хвастать! – прикрикнула на него мать и отстранила его рукой, как вещь, на задний план.– Расхвастался!
– Я правду говорю! – оправдывался мальчик с горящими ушами.– Я могу это доказать!
– Поймали? – очнувшись, застонал из своего угла расслабленным голосом Петр.– Убили?.. А руки потом хорошо вымыли?.. С мылом?.. А потом посмотрели, нет ли там еще?.. Может, там, у тетки на плече, их целое гнездо!.. Поняли?
Английское королевское лицо тетки густо вспыхнуло.
– Что он говорит! – не сразу нашлась она, что отвечать, и едва не заплакала.– Что он говорит, этот невозможный человек! – поднимала она и поднимала голос и сосредоточенно слушала себя.– У меня на плече целое гнездо насекомых! Вот что значит больной человек, вот что значит не сознает, что говорит! Да-а, теперь-то я вижу, как вам с ним должно быть тяжело, да-а…
– Поймали, поймали, успокойся, не кричи,– говорили Петру мать и сестра.– Но только то была не вошь, а ниточка, Нюнька ошиблась.
– Такая ниточка, как вошь,– прибавила Нюня, смакуя слово вошь.
– Дети!..– в первый раз строго обратилась к детям москвичка.– Не повторяйте вы так часто это слово: вошь. Это нехорошее слово, некрасивое, неприличное, грязное! Когда мы росли, у нас в доме никогда не произносилось это слово. А у вас только и слышишь: вошь да вошь.
– Как же ее тогда называть? – спросил Вася.– Ведь называть ее как-нибудь надо, раз она водится!
– Называйте: насекомое.
– Насекомая вошь,– тихонько заучивала Нюня, с прежним приятным чувством напирая на слово вошь.
– Тет-тя Над-дя!..– беспокойно заметался в постели Петр, точно ему вдруг сделалось нехорошо.– Тет-тя Над-дя!..
– Что тебе? Что, голубчик? – со всей любовью устремила к нему участливый взор москвичка.– Что, милый?
– Не сиди в мягком кресле,– заныл Петр,– а то ты нам напустишь туда вшей!.. Пересядь сейчас на простой стул, пока я не забыл!.. Поняла?
– Насекомых вшей,– поправила его Нюня, упиваясь непонятной сладостью грязного слова.
Тетка так и запрокинула за спинку кресла голову, чтобы не задохнуться от обиды. Глаза ее, обращенные в потолок, вопили от незаслуженного оскорбления!
– Поняла?..– истерически переспросил Петр.
Ольга подошла к тетке, поцеловала ее в лоб и со слезами мольбы на глазах прошептала ей что-то на ухо.
– Хорошо, хорошо, Петя,– превозмогая себя, сказала громко тетка, поднимаясь, как парализованная.– Вот, видишь, я пересаживаюсь на стул.
– Вас-ся! – нараспев выдыхал из себя слова Петр.– Вынеси это кресло в садик!.. Пусть оно там после тетки проветривается!.. Понял?
Вася вскочил, сделал ногами сложное антраша, дал щелчок Нюньке, запел, бесконечно довольный, что ему нашлось дело, и поволок кресло в сад. Он разговаривал с креслом клоунским языком и зачем-то, должно быть для прибавления себе работы, переворачивал его ножками, то вверх, то вниз, словно катая по полу шар.
– Тет-тя Над-дя!..– уже не оставлял в покое москвичку Петр.– Смотри, не вешай своих платьев на наши вешалки!.. Тет-тя Над-дя!.. Не клади своих шляп рядом с нашими шляпами!.. Тет-тя Над-дя!.. Ты особенно много не ходи по квартире, а старайся придерживаться какого-нибудь одного места, чтобы нам потом после тебя легче было протирать керосином!.. Тет-тя Над-дя!!!
Возвратился Жан, выбритый, припудренный, с напомаженным, лоснящимся боковым пробором на голове. Он весь нагружен был кульками с закусками, сладостями, вином…
– Пьем в честь неожиданной встречи и радостного свидания родственников! – через минуту прокричал он первый тост.
– Ну, дай бог, дай бог,– среди звона посуды раздались негромкие расчувствованные голоса женщин.
Все, не исключая и детей, выпили первую рюмку залпом. Потом с особенным аппетитом, как некую редкую драгоценность, слили в рот еще одну темно-красную капельку, набежавшую со стенок рюмки на дно.
Уже первая рюмка вина произвела на всех самое оживляющее действие. Она сразу смыла с души какую-то застарелую копоть. И всем стало ясно, что вино-то и было им нужнее всего. Нечаянно сделали важное открытие, что при такой жизни, чтобы не погибнуть, надо побольше пить вина.
– Ради одного этого вина стоит переехать в Крым на постоянное жительство,– сказал Жан, по- мудрецки покачивая головой, когда, после выпитой рюмки портвейна, все стали высказываться по поводу замечательных качеств бывшего удельного вина.
Потом пили одни старшие.
– За скорейшее выздоровление дорогих сыпнотифозных больных: Петра и Кати!..
– За здоровье дорогих хозяев дома!..
– За благополучное окончание путешествия дорогих московских гостей!..
– За то, чтобы жизнь в России наконец наладилась, все равно как; чтобы гражданская распря чем- нибудь закончилась, все равно чем; чтобы снова можно было почувствовать себя хотя немножечко человеком!..
И после каждого нового выпитого стакана казалось, что эта возможность хорошей мирной жизни становится все ближе. И чтобы это приближение шло еще быстрее, старались пить как можно больше и тем как бы пробивать себе путь к желанному царству прекрасного.
– Жан,– сказала Марфа Игнатьевна, захмелевшая после двух рюмок портвейна, сладкого, как варенье, и прилипающего к пальцам, как смола.– Жан, ты вот живешь в Москве, везде там бываешь и, наверное, занимаешься политикой в этих дурацких, как их там, профсоюзах или собесах, что ли. Скажи,
