– Немного странно, гражданка: вы сами еще так молоды, а по вашим словам выходит, как будто вы не очень милуете молодых.
– А что с них, с вертунов? Связаться с молодым – это значит на какие-нибудь два-три дня.
И она пренебрежительно поджимает губы.
– А вы хотели бы навеки? – осторожно спрашивает Шибалин.
– Во всяком случае, не на короткое время. Каждая женщина этого хочет. Кроме, конечно, ветреных.
– А мужчины? А они, по вашему мнению, чего хотят?
– О мужчинах вы сами очень хорошо знаете. Мужчине лишь бы сегодня поиметь с женщиной, а завтра он с ней уже незнаком. Вот что такое ваши мужчины! Есть многие из муж чин, которые, случайно встретившись на улице с барышней, на другой день назначают ей еще одно свидание: она сидит, мок нет на дожде или мерзнет на морозе, а они не приходят, уже ищут другую, более интересную. Одним словом, скоты!
– Чем же вы объясните подобное 'скотство' мужчин?
Завистью. Мужской завистью. Есть такая мужская зависть: как бы мужчине ни было хорошо с одной, он все равно будет пялить глаза и на других.
– Зависть ли это? А не природа?
– Какая может быть тут природа, когда одна у него уже есть? Женщина, когда находит себе постоянного мужчину, она Бога за это благодарит, – а не то что кидаться к другим, как это делаете вы, мужчины! Конечно, и среди вас тоже бывают хорошие исключения…
Шевелит длинными ресницами под козыречком и оценивающим взглядом скользит по его ботинкам, потом по платью, потом по шляпе. Тоном утверждения спрашивает:
– А вы что… где-нибудь служите? Шибалин:
– Нет.
Тоном еще большего утверждения:
– Чем-нибудь торгуете? Шибалин:
– Нет. Она:
– Как же так? Нигде не служите, ничем не торгуете… Шибалин:
– А вот ухитряюсь.
Улыбается, достает записную книжку, карандаш, быстро, по-писательски набрасывает несколько полуслов, прячет. Миловидная успокоенно:
– Ага. Теперь знаю. Из уголовного розыска.
Шибалин смеется:
– Нет, нет. И не из уголовного розыска. Но в конце концов это и не так важно, какая моя профессия.
– Ну нет. Все-таки хотелось бы знать… Искоса поглядывает на него серьезными глазами. Шибалин потешается
– Почему вы так подозрительно смотрите на меня?
– Очень просто: потому что совсем не знаю, кто вы. Может быть, вы даже женатые.
– Ага, вот вы чего боитесь!
– К сожалению, на московских мужчин приходится так смотреть.
– Видно, московские мужчины здорово вам насолили.
– Не мне. Одной моей подруге. Раз к ней тоже вот так на бульваре, не хуже, как вы сейчас ко мне, подсел такой же суфлер. Наговорил ей! Напел! Чего только не наобещал! А она развесила уши, поверила и согласилась. Он пожил с ней не сколько времени, повытаскал из сундука последнее и скрылся.
Вот видите, какие бывают мужчины! Чем с таким связываться, лучше век жить одной, себя переламывать. Шибалин:
– Да. Если только позволит природа себя переламывать.
Миловидная уверенно:
– Природа у меня крепкая. Это мне все говорят. В мои годы редко какая девушка так живет. Не стыдно и замуж за хорошего человека выйти: глупостям не поддалась, себя сохрани ла. А другие, мои однолетки, думаете, как живут? От них можно даже болезнь нехорошую получить. Одна моя подруга – не та, а другая – она раньше вместе со мной на дому шила, а потом раз приходит откуда-то и говорит: 'Чем сдельно получать и каждый раз работу искать, лучше на пошивочную фабрику на месячное жалованье поступить'. И стала она из дому пропадать. Как вечер, так принарядится и на улицу. Я ее спрашиваю: 'Почему ходишь вечером'? Она: 'На вторую смену'. Понятно, я сразу догадалась, на какую 'вторую смену' она ходит. И как-то говорю ей: 'Лучше брось, а то придет время – пожалеешь, да будет поздно'. А она: 'Пока не справлю на себя все самое дорогое, самое шикарное, до тех пор ни за что не брошу'. И что ни неделя, то у нее какая-нибудь хорошая обнова: из платья, из белья, из обуви… Вот видите, какие и среди нас бывают! Она не подруга моя, а коешница – койку снимает у меня…
– Ну, а вас она не соблазняла поступить на ту 'пошивочную фабрику'?
– Меня? Ну нет. Меня ничем временным не соблазнишь. Я не позволю себе сегодня с одним, завтра с другим. Я ищу мужчину самостоятельного, а не какого-нибудь Ваньку. Чтобы никогда ни он от меня, ни я от него. Чтобы во всякое время находиться вместе. Одним словом, как муж с женой. А вы – что? Вы… тоже… присматриваете себе девушку? Вам какую, на постоянно или только так, время провесть?
– Ни ту ни другую… Никакую… Миловидная с недоверием:
– А чего же тогда вы тут… сидите?
– Дышу свежим воздухом.
Миловидная недовольно воротит лицо в сторону:
– 'Воз-ду-хом'?
И с разочарованной миной на хорошеньком светлень ком личике поднимается с места:
– Ну, мне пора идти. Надо еще зайти к одной подруге. Прощайте.
Шибалин, пытливо наблюдая за ней:
– Всего вам хорошего, гражданка. Вы, пожалуйста, извините меня…
Миловидная задерживается на месте:
– За что же вас 'извинить'?
– Да что так… неудобно вышло. Мне очень перед вами неловко…
– Почему же это вам передо мной 'неловко'?
– Да потому, что я с вами как-то так… не того…
– Ну что ж. Ничего. Быть временной я все равно не согласилась бы.
Шибалин с усмешкой:
– Я не об этом… Миловидная с раздражением:
– А я об этом!
Глубже натягивает на глаза кожаный козыречек и рассерженно удаляется прочь. В такт быстрым гневным шажкам дергает нежными плечиками: дерг-дерг-дерг…
Шибалин провожает ее внимательными изучающими глазами.
XVII
Удобно развалясь на скамейке и смело глядя всем проходящим мужчинам в глаза, сидит в одной из аллей бульвара пожилая, упитанная женщина с очень грубыми чертами лица. Ее толстый мужичий нос и аляповато нарумяненные мясистые щеки вызывают усмешки и остроты прохожих. Ее наряд как нельзя более подходит к ее безобразной наружности. На ней старомодное, пышное, кричаще-пестрое, шелковое платье, все в ярусах, сборках, вышивках, лентах, кружевах, переливающихся все ми цветами радуги, и такая же допотопная синяя шляпа с громадным канареечно-желтым крылом от неизвестной птицы. Когда эта дама делает какое-нибудь движение, все ее шелковое одеяние всеми своими радужными ярусами и синяя шляпа с
