– Пожалуйста.
Они закуривают, продолжают беседовать…
XXIII
Первый приличный гость, уже немолодой, в больших заграничных очках с круглыми стеклами в роговой оправе, заходит в руины, как к себе домой.
К Шибалину.
– Извиняюсь. К Ванде:
– Ванда, не знаете, Фрося свободна? Антоновна с своего места:
– Занята! Занята!
Первый приличный подходит к Антоновне:
– А скоро она освободится?
Антоновна:
– Нет. Не скоро. На квартиру взяли. На ночь. На извозчике приезжали. Какие-то богатые. Тоже в очках. Наверно, иностранцы.
Первый приличный в нерешительности стоит, раздумывает:
– А Настя?
– Настя, та скоро должна освободиться! Садитесь. Посиди те тут пока на камушке. А что, разве в театрах уже окончилось?
Гость:
– Да. Как раз сейчас разъезжаются.
Садится на тумбочку из кирпичей.
Второй приличный гость усиленно прячет лицо в поднятый воротник летнего пальто и под широкие поля шляпы. Глядит на Антоновну узенькой щелочкой между полями шляпы и краем воротника:
– Фрося тут? Антоновна:
– Нет и не будет.
– Где же она?
– В городе.
– А Настя?
– Настя, та скоро должна освободиться. Садитесь. Посидите на камушке вон за тем гражданином, вторым будете, они тоже ее дожидаются.
Второй приличный прячет от первого лицо, садится на тумбочку из кирпичей, в линию с ним, спиной к нему:
– Та-а-к… Антоновна:
– Должно, тоже из театра? Второй:
– Из театра.
Третий приличный, очень представительный, седой, в цилиндре, настоящий западноевропейский министр, в маленькой черной шелковой маске, к Антоновне:
– Здравствуйте, гражданка.
– Здравствуйте, гражданин.
– Фрося там?
– Нет, ей нету.
– А скоро будет?
– На этой неделе вовсе не будет.
– О! Что так?
– Уехала в деревню. Побывать.
– И давно уехала?
– Сегодня.
– В котором часу?
В десятом вечера.
– Немного не захватил! Жаль, жаль… А Настя?
– Настя тут. Садитесь там на камушке, где те двое муж чин сидят, третьим будете, они тоже ее дожидаются.
Третий, в маске, садится на тумбу из кирпичей, в линию с первыми двумя, тщательно пряча от них лицо, как и они от него:
– Тэ-экс… Антоновна:
– Из театра?
– Из театра.
Антоновна кричит в дальний угол:
– Одесса! Сбегай-ка туда, шумни там Настю! Скажи, чтобы поторапливалась! Много приличных гостей дожидаются!
Манька-Одесса идет через пролаз в глубь руин, кричит вдали за стеной:
– Насть-а-а!..
Шибалин Ванде:
– Ого! Тут такая очередь, как в приемной какого-нибудь модного врача!
Ванда улыбается:
– А как же. Иначе что бы тут было. В особенности по праздникам.
Маленький толстяк, шар на миниатюрных ступнях, в лаковых ботиночках, лысый, в котелке, совершенно пьяный, входит, идет по залу, как слепой, пошатывается, тихонько напевает, натыкается под стеной на женскую закутанную фигуру без лица, жадно припадает к ней, она схватывает его и молча уволакивает че рез один из проломов в развалины.
Антоновна подсаживается к Осиповне, волнуется:
– Видала? Уже и Дуньку-безносую взяли. Значит, и нам с тобой скоро пьяненький шатун какой попадется.
Осиповна мечтательно:
– Не миновать. Сейчас он вышел из театра…
Антоновна продолжает за нее:
– …зашел в какой-нибудь ресторанчик… Осиповна:
– …сидит, закусывает, выпивает… Антоновна:
– …а через часик-полтора сюда приволокется… Осиповна:
– Раньше!
Антоновна скучливо потягивается, встает, заправляет под платок седые космы:
– Пойти пройтись, что ли, пока. Все ноги отсидела. Подходит к трем приличным гостям:
– Ну, здравствуйте еще раз.
Трое приличных, не меняя положения, сухо:
– Здравствуйте. Антоновна:
– Не надоело сидеть? Трое молчат. Антоновна:
– Не надоело ждать? Трое еще крепче молчат. Антоновна:
– Чем сидеть, ждать, время терять, пошли бы со мной!.. Я б скоренько вас отпустила, и были бы вы себе свободные люди!..
Трое отрицательно, по-разному, мотают головами, молчат, только недовольно прокашливаются в пространство. Антоновна не отстает:
– А почему?.. Кажите, почему не хотите?.. Какая разница: я или Настька?.. Может, Настька из золота сделана, а я нет?.. Чем Настька лучше меня?.. Что она в шляпке?.. Я тоже могла бы шляпку надеть, если бы захотела!.. Может, думаете, я старая?.. Ничего подобного!.. Это просто от такой жизни… Многие очень хорошие мужчины, вот такие, как вы, даже содерживать меня хотели, на квартиру жить звали, да я
