отказывалась… Чтой-то не ндравились они мне, вот не ндравились да и только!.. Ну как, граждане?.. Пойдете?.. А?..
Первый, спиной ко второму и третьему:
– Бабушка! Вам раз сказали, что нет! Чего же вы пристаете?
– Я не пристаю. Я только спрашиваю, чем я, допустим, хуже Настьки?
Второй, спиной к первому и третьему:
– Бабушка, дело вовсе не в том, кто из вас хуже или кто лучше!
Третий, спиной к первым двум:
– А дело, бабушка, в том, что к Насте мы, может быть, привыкли!
Антоновна:
– Вот и ко мне привыкнете. Ко мне уж многие так привыкли. А сперва тоже отказывались, не хуже как вы сейчас.
Трое молча отмахиваются от нее руками, поворачивают ся к ней спинами.
– Ну тогда дайте мне копеек по пятьдесят с человека. Трое сжимаются, молчат.
– Ну по двадцать.
Трое неподвижны, как мертвые.
– Дайте тогда с троих четвертак, и я уйду, не буду вам
мешать.
Трое, со стиснутыми зубами, с раздраженными жестами, лезут в кошельки, подают ей мелочь. Антоновна:
– Вот и хорошо. Теперь по крайней мере… Собирает с них деньги, уходит, садится рядом с Осиповной. Осиповна смачно:
– Гривен шесть махнула?
XXIV
Франт с зеленым шарфом выходит из пролома, спешит от Насти к выходу:
– Отстань и отстань! Надоела! Говорят тебе, что твои деньги у меня сохранней, чем в Госбанке! Можешь не сомневаться! В нашем учреждении мне не такие суммы доверяют!
Настя, полуплача, цепляется за него:
– Я не про деньги, а про обман! Не надо было обманывать! Почему ты, подлец, сразу мне не сказал, что пришел в долг, а не за наличные! Я бы, может, тогда с тобой не оставалась! А ты держал меня в надежде! Хлопал себя по пустому карману!
Франт вырывает от Насти то один свой рукав, то другой:
– Ну ладно, ладно! Слыхал! Не ори при публике! Не наводи панику!
Перепрыгивает через кирпичи, уходит. Настя, потрясая рукой вверх, в пустое, лунное небо, тоном глубокой обиды, по-женски крикливо:
– Как денег нет, так ко мне, в долг! А как деньги есть, так на Тверскую, за наличные любую выбирает!
В конце, изнеможенная от крика, подходит к трем приличным гостям.
– Ну, который тут первый пришел? Трое приличных враз:
– Я!
И задирают к ней освещенные луной ожидающие лица.
Настя, все еще раздражительная, теперь готова впасть в новую .истерику:
– О!.. Но не может этого быть, чтобы все враз пришли!.. Кто-нибудь раньше, кто-нибудь позже!
Трое опять все враз:
– Я раньше!
И каждый тычет себя концом пальца в справедливую, готовую пострадать за правду грудь.
Из уст Насти вырывается крепкая брань.
Антоновна подходит, осторожно трогает рукой каждого гостя:
– Я видела: вот этот вперед пришел, этот потом, а этот
самый последний.
Первый:
– Да, да! Второй и третий:
– Нет, нет! Мы, можно сказать, вместе пришли!
Они встают, петушатся. Все трое собираются идти с Настей. Один забегает ей вперед, другой, третий…
Настя выходит из себя, кричит с решительным видом:
– Товарищи!.. Стойте!.. Нельзя же так!.. Должна же быть какая-нибудь очередь!.. Если бы было много народу, а то и всего-то три человека!..
К первому повелительно:
– Первый, идемте!
Первый подскакивает, идет за ней. Счастливо, с большим подъемом:
– Вот это действительно справедливость!
Второй и третий уныло остаются, садятся на свои места, сидят как прежде, спинами друг к другу.
Третий, в маске, ко второму, в воротнике, не оборачивая к нему лица:
– В таком случае, гражданин, во избежание повторения подобных сцен, нам с вами надо сейчас же заранее столковаться насчет очереди. Так сказать, сорганизоваться.
Второй высоко поднимает плечи, так что широкополая шляпа его кажется сидящей не на голове, а на плечах:
– Что значит 'сорганизоваться'? Моя вторая очередь, и я больше ничего не знаю!
– Совершенно верно, гражданин, юридически вы, конеч но, правы. Но я хотел бы вас просить сделать мне одолжение: уступить вашу очередь.
– Ну, нет!
– Позвольте, позвольте. Дайте договорить. Дело в том, что я тороплюсь на Октябрьскую железную дорогу, к ленинградскому поезду.
– А почему вы знаете, что мне не к поезду? Может быть, и мне к поезду!
– Я этого, конечно, не знаю и потому еще раз очень усердно прошу вас уступить мне вторую очередь. Все-таки мы с вами оба культурные, интеллигентные люди…
– Гм… Если это не секрет, я хотел бы раньше узнать, зачем вам такая спешка в Ленинград? Вызывается ли это действительной необходимостью?
– Пожалуйста. Я профессор. Читаю лекции полмесяца в Московском университете, полмесяца в Ленинградском. Завтра моя лекция в Ленинграде…
– Про-фес-сор?.. А разве бывают такие… разъездные профессора?
– А конечно. Это и раньше практиковалось, практикуется и теперь. Меня приглашают читать даже в Стокгольм…
– В Стокгольм?.. Ого!.. Стало быть, вы… Ну, словом, хорошо, я уступаю вам.
Третий, в маске, приподнимает цилиндр, откланивается спи ной ко второму:
– Благодарю вас!
Второй делает то же и так же:
– Не за что!
Третий:
– Тогда, для верности, поменяемся с вами местами. А то, быть может, еще кто-нибудь подойдет.
Второй:
– Это верно.
Они встают, кружатся при луне друг вокруг друга. Второй, кружась, трогает за шляпу:
– Виноват-с!
