следил за отъезжающими из-за занавески.
Часа через четыре ко мне вошел раздраженный Худяков, лицо злое, вытянутое.
– Что стряслось? – спросил я испуганно и в то же время с нехорошей радостью. – Не взяли?
Он со злостью стукнул кулаком по столу.
– Мы прибыли на вокзал, собрались на платформе и ждали целый час! Потом пришли офицеры, построили нас по росту, рассказали, куда нас отвезут служить. Еще через полчала подали вагоны. И тут, представляешь, какие сволочи…
– Да что случилось?
– Нет, ты даже не представляешь! Я сказал, что нас выстроили по росту?
– Сказал.
– Как думаешь, это ж правильно?
– Ну да…
– И я о чем говорю! Так вот, эта сволочь, старший из них, капитан, сволочь редкостная, начал посадку в вагоны по… фамилиям!
Он задохнулся от возмущения, руки дрожат, я дал ему воды, он залпом выпил всю кружку.
– И что?
– Понимаешь, из строя выходили и садились в вагон сперва всякие там Агарковы, Архиповы, потом Босенки, Будяковы… А когда подошла очередь до буквы «х», оказалось, что вагоны уже заполнены! Мест нет.
Я удивился:
– А вас разве собирались везти в пассажирском?
– Нет, в привычном «телятнике»! В том-то и дело, что там мест никаких и не бывает. Я доказывал, что нас тоже можно поместить, или взять еще хотя бы одного меня, в вагоне и не заметят, что на одного человека больше, но капитан сказал, что положено только шестьдесят на вагон, а если будет шестьдесят один, то его отправят под трибунал. Это уже пятьдесят восьмая статья, от десяти до пятнадцати лет.
Я спросил затаив дыхание:
– И что теперь? Больше не возьмут?
Он прорычал зло:
– Пообещали, что на следующий год возьмут первым. А если нет, я до Кремля дойду!..
Миша похвалился, что придумал, как гладить брюки, не тратя электричества. Взять два цельнолитых чугунных утюга, ставить на газовую плиту. Одним гладит, а когда остывает, то ставит его снова на горящий огонь – ведь газ бесплатный! – а гладит другим. И так по очереди.
А еще раньше, вспомнил я, у богатой соседки я видел паровой утюг с откидывающейся крышкой. Туда загружают угли из печки, и, пока те угли сохраняют тепло, утюгом можно гладить. А потом эти угли высыпаешь, кладешь другие.
Здорово! Вот до чего дошла техника!
Непонятная новинка, о которой все заговорили: магазины самообслуживания! Правда, пока не магазины, а только отдельные полки, но прилавка перед ними нет, можно подходить и самому выбирать товар.
С утра перед таким магазином огромная очередь, пускают по пять человек, все выстаивают по четыре- пять часов, чтобы попасть в это удивительное место, где есть такая секция.
Мне, честно говоря не понравилось: когда подошел к полке, с обеих сторон сразу же появились два продавца, что неотрывно смотрели в мои ладони. Гадостное чувство, словно просвечивают, так и хочется начинать оправдываться, доказывать, что не воровал ничего, ну не воровал, точно не воровал, я просто взял вот эту пачку печенья, сейчас пойду заплачу за нее и сразу же прямиком к выходу.
И больше сюда не приду.
Жара, на небе ни облачка солнце припекает так, что плавится асфальт. Я иду с расстегнутой рубашкой, возле проходной завода встретил Котенко, замначальника цеха, он нахмурился, укоризненно покачал головой.
Я вежливо поздоровался, а он протянул руку и заботливо застегнул мне все пуговицы, вплоть до последней, что туго стянула шею и уперлась в кадык. Так принято, я не стал спорить, все либо косятся на распахнутую грудь, либо застегивают, вот как Котенко, но едва он отошел, я снова расстегнул пару верхних пуговиц и сразу ощутил себя легче.
Что значит жить на Украине?.. Это – владение двумя языками: русским и украинским. В отличие от всех других республик, в книжных магазинах Украины везде есть отделы иностранной литературы. Конечно, оригинальной с капиталистического Запада не было, зато в изобилии книги «братских социалистических республик»: на польском, болгарском, чешском, сербском… Особенно много на польском, сказывается близость к Польше, общие корни. С удивлением я обнаружил, что легко читаю названия. Взял в руки детективчик на польском, варшавское издание, с легкостью прочел страницу, хотя глаза с трудом идут по непривычной для нашего глаза латинице. Странное ощущение, что польские книги написаны как бы на смеси русского с украинским, а непривычность возникает только из-за латинского шрифта.
Через неделю такого привыкания, я читал на польском так же просто, как на русском, а затем, обнаглев, начал покупать на сербском, чешском, болгарском… С болгарским, как ни странно, оказалось труднее всего. Попавшись на обманчиво родную кириллицу, сразу же начал спотыкаться на обильно вкрапленных в текст тюркских словах, оставшихся то ли со времен хана Аспаруха, основателя и создателя Болгарского государства, то ли со времен турецкой оккупации.
На языках «братских народов» часто попадаются переводы, что немыслимы в Советском Союзе. Так познакомился и с современными властителями умов на Западе и, конечно же, с американской фантастикой,
