буду выглядеть совсем уж, и я сказал осторожно:
– Мы проводим опыты на эту тему. Пока только над низшими организмами. Начиная от амеб и заканчивая пока что на муравьях.
Он спросил суховато:
– А что насчет человека?
– Чтобы перейти к человеку, – объяснил я, – нужно накопить достаточный багаж…
Он сказал тем же тоном:
– Но в репортаже так прозвучало…
– Газетчики все домысливают, – сказал я виновато. – Им нужна посещаемость сайтов.
– Однако, – спросил он, – к человеку перейти все же планируете?
– Это наша цель, – заверил я.
Я чувствовал, с каким пристальным вниманием он всматривается в мое лицо, сердце мое упало, однако он вздохнул и сказал неожиданно:
– У вас очень оригинальное направление исследований. Не могу сказать, насколько оно перспективно… и есть ли вообще у вас шанс… однако я доложу совету о вашей работе. До свидания, мистер Грег.
Экран погас, а я сидел с сильно бьющимся сердцем и пересохшим горлом и старался понять, не сильно ли накосячил.
От меня чувство напряженного ожидания перекинулось к ребятам, из кабинета хоть и не выходи, все поглядывают на меня с таким сочувствием, словно у меня неоперабельный рак в последней стадии.
В обед вяло говорили о том, что совсем недавно весь мир играл в шахматы, за соревнованиями следили больше, чем за выборами президентов, а чемпион мира выглядел сверхчеловеком, но в мир пришли компы, и шахматы померли.
Сейчас уже видим последние конвульсии спорта. Не от высоких технологий, во всяком случае, связь не прямая, а потому, что для спорта нужно развивать в себе прямо противоположное тому, что жаждем видеть в человеке будущего… Правда, это пока понимают немногие, потому спорт все еще существует, но общий интеллектуальный уровень спортсменов неуклонно падает, если сравнивать с предыдущими годами.
– Умные в спорт уже не прут, – подытожил Корнилов веско. – И заработки там упали в разы.
– Да и раньше не так уж и перли, – сказал Вертиков.
– Еще как перли, – возразил Корнилов. – Даже массовей, чем в науку!.. Но теперь, когда на горизонте замаячила сингулярность и стали понятны хотя бы общие требования к трансчеловеку, что стремится стать сингуляром… даже те умники в спорте, что все еще в нем что-то добивались, поспешно отхлынули. Увидели новый вектор приложения сил. Ну а кто так и остался болельщиком, те следят за новыми командами…
– Физиков и лириков?
– Да. Железячников и биолухов. Пока идут ноздря в ноздрю, вырываясь вперед разве что на полморды, да и то ненадолго, так что теперь болельщики следят за новостями высоких технологий, чтобы узнать, чья берет.
– Может, – осведомился Люцифер, – им как-то очки подсчитывать? Чемпионаты проводить? Я мог бы составить прогу…
– Команды поддержки создавать? – предложил Урланис. – Танцующих девочек с этими розовыми шарами и заячьими ушками на головах?
– Не заячьями, – поправил Кириченко, – а кроличьими. И олицетворяют… гм… а какая разница? Лишь бы весело. Придумать одни эмблемы командам за нанотехнологии, другие – биолухам…
Я слушал краем уха, для меня куда животрепещуще понятие «мертвых зон», когда довольно обширные научные изыскания, в которые вбуханы миллиарды долларов и много часов напряженной работы коллективов ученых, не дают результатов или заводят в тупики. Но эти мертвые зоны, увы, неизбежны, никто еще не умеет предугадывать, какие направления в науке потом когда-то приведут к великим открытиям.
Не каждая страна даже с сильной экономикой способна держать на плечах такие расходы, сейчас их могут позволить себе только США, да и то лишь за счет того, что негласно это уже не отдельная страна, раз уж их деньги являются международными, и все страны поддерживают их валюту.
Я ходил в напряжении около двух недель, но однажды по моему личному коду прозвучал вызов, я отозвался, на экране появился мистер Педерсен.
– Поздравляю вас, – сказал он без преамбулы, деловые люди берегут время, – ваша работа рассмотрена нашими экспертами и признана заслуживающей внимания. Вам выделен добавочный грант в размере пяти миллионов долларов. Распоряжаться можете по своему усмотрению, но в конце года ждем отчета.
Я почти прошептал:
– Пять миллионов…
– Мало? – спросил он.
– Куда так много?
Он сдержанно улыбнулся:
– Потому что вы ученый. Другой бы в любом случае сказал, надо еще. До свидания, мистер Грег!
Мы с удвоенной энергией, хотя казалось, куда уж больше, влезли в работу, а тем временем новость насчет темных связей приобрела характер сенсации и пошла гулять по просторам инета, локальным сетям и каналам жвачников.
Как на грех, Аня Межелайтис ничего не делает со своими сиськами, сериал о полицейских оказался провальным, второй – о переименовании в жандармов – еще хуже, на Ближнем Востоке никакой войны, аномальная жара не наблюдается, никаких наводнений и землетрясений, так что за неимением языкочесных тем темные связи начали обыгрывать даже в анекдотах, ток-шоу и дискуссиях типа дружить ли Маше с Катей, если она спит с Петей, его братом и своим дедушкой, что намерен стать бабушкой?
Вертиков сперва гордо собирал все упоминания о нашей работе, потом наиболее интересные, наконец сам стал смотреть с отвращением, наконец сказал со злостью:
– Господи, сколько на свете дураков?.. И откуда выныривают?.. И почему нет лицензий на отстрел?
Люцифер вопреки своему обыкновению приходить в лабораторию раньше всех, если не оставался на ночь, сегодня явился только к обеду, измученный, почерневший, с кругами под глазами, осунувшийся.
Мы с тревогой смотрели, как он рухнул в кресло, но комп не включил, смотрит сквозь него бараньим взглядом.
Вертиков спросил участливо:
– Что случилось? С женой погавкался?
Люцифер покачал головой.
– Нет, – ответил он, голос звучал хрипло и без обертонов, словно под ветром скрипело трескучее дерево. – Хуже, намного хуже…
– Разве для тебя может быть хуже? Ты у нас такой примерный семьянин…
Люцифер отмахнулся:
– Я ж говорю, хуже, значит – хуже. Я котят вчера топил.
Вертиков ахнул и сказал довольно:
– Поздравляю! Твой Мурка окотилась?
– Да. Шесть таких чудесных… И никому не раздашь, у всех либо уже, либо собачники. А то и вовсе кошек не любят. Оставил себе одного, а остальных в ведро с водой… Какая сволочь сказала, что они тонут? Держались на воде и так жалобно пищали… Впервые в жизни сердце схватило, жена испугалась, валокордином отпаивала! Больше часа орали, представляешь? Я оделся и выбежал на улицу, всего трясет, если бы милиция увидела, забрала бы как садиста-маньяка за убийства во всем районе, области и даже в пригороде Лондона. Не поверите, никогда так худо не было… Вернулся, когда жена позвонила по мобильнику и сказала, что уже опорожнила ведро и все вымыла. Женщины, вообще-то, не такие чувствительные, как мы, они просто звери, если уж правду. Заснуть так и не смог, перед глазами все это снова и снова… Пришлось снова сердечных капель, полный флакон того, иначе бы и сюда не дополз…
Урланис послушал от своего стола, сказал утешающе:
– Терпи. Время все лечит. Постепенно сгладится. Только не вспоминай, а то снова затрясет.
Люцифер сказал глухо:
