Вечером по всем каналам прошла дискуссия насчет перевооружения армии. Я не ожидал, что почти каждый, кто выступал, начинал с того, что среди офицеров попадаются очень достойные и благородные люди, которых привела в ряды благороднейшая цель защищать родину от внешних врагов, но основная масса – это тупейшее и подлейшее быдло, что мечтает командовать другими, но в гражданской жизни для этого надо много учиться, уметь что-то делать лучше других, организовать производство или показать себя лучшими аналитиками, победить на конкурсах…
В армии же просто: отсиди на офицерских курсах положенное время, и вот тебе цепляют погоны лейтенанта, у тебя в подчинении рядовые солдаты, над которыми ты царь и бог. И плевать, что среди них есть куда умнее тебя, что там студенты и проштрафившиеся аспиранты, любому можешь гаркнуть: «Молчать!» – и все дискуссии будут окончены в твою пользу. А еще плюнешь на пол и заставишь драить его снова и снова, чтобы не был слишком умным, армия этого не любит.
Потому от армии, как от паразитирующих образований на теле общества, начинают избавляться все решительнее, передавая функции защиты недремлющей технике. И если уж армия все еще необходима, то нужно много техники и мало людей, которые умеют ею управлять…
Я работал и слушал краем уха, как вдруг вспыхнул мягким светом экран, появилось возбужденное лицо Кириченко.
– Шеф, – сказал он быстро, – вруби новостной канал!
Я взмахнул рукой и повернул кисть, появилось изображение бурного потока воды, плывет мусор, тащит садовую скамейку, сорванную калитку палисадника…
– Что? – спросил я, – опять наводнение в Германии?
– Цунами, – сказал он. – Цунами, шеф. Пусть небольшое, но… именно в том месте, что ты указал!
Подземный толчок случился на глубине в сорок километров под морским дном, довольно мощная волна цунами катила довольно долго, постепенно теряя силу, а на берег обрушилась уже не больше, чем при сильном шторме.
В новостях еще за сутки было сказано, что разрушений на берегах ждать не приходится, но на всякий случай населению заблаговременно стоит покинуть пляжи и подняться чуть повыше.
Кириченко пел и плясал, хорошо хоть не на столах, в лаборатории случился импровизированный праздник, но повод знаем только мы, сказать некому, без точных доказательств засмеют, сейчас на первых страницах интернет-изданий громкий скандал с хакером Скляром, что сумел обойти защиту «Ани Межелайтис» или просто Ани. Его крохотная программка убирала ограничитель компьютерного AI, и баймеры столкнулись с неприятнейшим сюрпризом: выиграть миссию даже на уровне Easy оказалось просто невозможно. Компьютерный игрок с самыми крохотнейшими силами ухитряется побивать человека, умело используя все возможности, как стратегические и тактические, так и экономическую составляющую.
Скандал быстро перерос в ожесточенную полемику: не опасно ли продолжать разрабатывать машинный AI в коллективах по созданию байм, а вдруг они сумеют отыскать путь короче к полному AI, обогнав мощные государственные научно-исследовательские центры?
В прессе уже появились леденящие кровь рассказы очевидцев, у которых выходили из-под контроля бытовые приборы, и хотя вроде бы ни один не набросился с руганью и требованием свободы и равноправия, но много ли нужно напуганному обывателю, чтобы страх перерос в панику?
Фирма «Ай-Ти Территория» выступила с опровержениями и разъяснениями, но вынуждена была признаться, что в самом деле ставила ограничения для AI, в последние годы он возрос настолько, что даже опытнейшие баймеры перестали высокомерно задирать носы и говорить про глупый машинный AI, против которого не выстоит разве что младенец.
Если оставить AI таким, какой он есть, заявил Покровский, то лишь чемпионы смогут с ним тягаться, но баймы их фирмы рассчитаны на среднестатистического баймера, который даже на Easy предпочитал читерить, так что это даже не ограничение, а, так сказать, выравнивание возможностей. Это примерно похоже на бой новичка с мастером, когда мастера обязывают драться только одной рукой, а кулак второй привязывают за спиной.
Программка господина Скляра как раз освобождает привязанную руку, и таким образом живой игрок всегда обречен на поражение, чего они, хозяева фирмы, никак допустить не могут. И потому что кто тогда станет покупать эти баймы, и вообще… ведь царь природы – пока еще человек?
Я с унынием думал, что чем больше продвигаемся в будущее, тем сильнее у слабых перед ним страх и, соответственно, нежность в отношении всего «старого доброго». В моду входят не только средневековые костюмы, но даже турнирные бои, когда в настоящих рыцарских доспехах на укрытых специальными доспехами конях любители старины сшибаются на полном скаку, стремясь вышибить один другого из седла.
Энн уговорила меня побывать на одном таком костюмированном представлении, где все настолько серьезно вошли в роли, что ни одной улыбки, все торжественно и чинно. Эти прибитенькие просто живут в этом мире, по-своему свалив из сраной рашки.
– Красиво, – сумел я выдавить из себя жиденькое, – весьма, как бы да, занимательно…
Она возмутилась:
– Что ты понимаешь! Это же просто необыкновенно!
– Ага, – сказал я. – Ну да, необыкновенно.
Она посмотрела на меня, нахмурилась и сказала уже спокойнее, даже с легкой улыбкой:
– Ну да, мы же барышня и хулиган, леди и разбойник, герцогиня и пират… А сейчас старый архетип вылился в – миротворец и нанотехнолог?
Я развел руками:
– Вообще-то, я тоже ближе к барышне, но в нашем успокоенном или почти упокоенном мире, видимо, да, я что-то вроде пирата или разбойника. Такое отношение общества к хай-теку, увы. Им пользуются, но боятся. А вот ты олицетворяешь устойчивый мир, спокойствие и незыблемость. Что, собственно, и ждем от женщин.
Она слегка приподняла брови:
– Даже ты?
– Даже я, – признался я. – А что? Я живу в мире бури и натиска там, в лаборатории, а дома хотел бы нежиться в покое, чтобы балдеть и прислушиваться, как меня гладишь и чешешь…
Она фыркнула:
– Ну да, размечтался! Буду я тебе чесать! Ты что, свинюшка какая? Это они чешутся.
– Я тоже, – признался я.
– Это нехорошо, – сказала она. – Такое изживать надо!
– Но так приятно, – сказал я, немножко дразнясь. – Ты что, чесать меня не будешь?
– Ни за что, – твердо сказала она. – Мы же культурные люди, морда!.. Как ты можешь?.. Сам говоришь о будущем, а чешешься, как свинья о забор! Мыться надо.
– Не помогает, – признался я. – Помоюсь, но через месяц снова чешется.
Она расхохоталась, я схватил ее в объятия и жадно расцеловал, люблю вот такую, смеющуюся, в эти мгновения она вся расцветает, искрится, довольная и радостная, от нее идет свет, согревающий вселенную, а главное – всего меня, даже если я в космическом пространстве.
От Фонда Клинтона прибыл мистер Педерсен, уже знакомый по прошлым визитам, но слушал с рассеянным вниманием, дважды украдкой взглянул на часы. Я понял, что здесь, в Москве, его наверняка ждут экзотичные любовницы, а я тут разливаюсь соловьем о перспективах, быстро закруглился и умолк.
Он с облегчением вздохнул, взглянул мне прямо в глаза.
– Дорогой Грег, вы добились впечатляющих результатов. Однако они лежат несколько вне деятельности нашего фонда. Как вы знаете, мы занимаемся финансированием перспективных разработок технологий по продлению жизни. Резкому продлению! Вплоть до бессмертия. Потому и обратили внимание на ваши интересные опыты еще в вашей альма матер. Но вы уходите в сторону все больше…
– Не мы, – сказал я быстро, – сами исследования уводят.
Он снова бросил взгляд на часы и сказал нетерпеливо:
– Но тогда вы понимаете…
– Финансирование прекратится? – спросил я. – А если мы сможем представить некоторые, пока
