Он некоторое время внимательно изучал мое взволнованное лицо. Думаю, у него достаточно высокий балл по физиогномике, их наверняка учат понимать по нашим лицам различать лжецов и даже искренне заблуждающихся, наконец сказал медленно:
– Я отложу принятие решения на семь суток.
Работа идет в том же темпе, хотя про семь дней не забываю, как помнят и все в команде, хотя и пытаются говорить о чем угодно, только не о повисшем над нашими головами дамокловом мече.
Только Кириченко как-то подошел бочком и негромко поинтересовался:
– Когда твоего лучшего друга ставят к стенке, я должен отойти подальше или встать с ним рядом?
Я сказал с благодарностью:
– Хоть и не решил, все равно спасибо.
– За что?
– Другом назвал, – пояснил я, – а вроде бы ты говорил, что придушить меня пора.
– Я и сейчас готов, – ответил он с вызовом. – Никакие фонды теперь нас не остановят, разве не так?
– Уже не остановят, – согласился я. – Хотя, конечно, пояса затянуть придется. И сократить штат.
Он кивнул на экран, где в блиповом темпе сменяются новости.
– Смотри, компания Shell Inc купила фирму Гайдекс за полтора триллиона долларов. Это рекордная покупка с начала лета, когда почти за два триллиона компания Intel купила Айдастов. Как тебе такие суммы?
– Не дразни, – ответил я. – Совсем недавно вся Америка стоила меньше.
– Ничего, – сказал он с натужным оптимизмом, – скоро и мы будем стоить ого-го, меньше.
– Если не, – сказал я.
Он согласился:
– Да, если не. Шеф, я вот подумал насчет этого чипа «Абсолют-2», и что-то мне кажется, что это не совпадение…
– В чем?
– Что мы начали расширять каналы со Сверхорганизмом, а хайтековцы создали чип, что соединяет людей… но это же одно и то же? Или не так?
Я подумал, сдвинул плечами:
– Мне кажется, это совсем разное, как если бы подходили к одной огромной и сложной проблеме с диаметрально противоположных сторон. Чипы свяжут здесь и сейчас. Живущих ныне. Через Сверхсущество можем общаться и с давно умершими…
Он даже подпрыгнул, посмотрел дико, а затем, опомнившись, сказал с отвращением:
– Шеф, это лженаука!
Я сказал убито:
– Она самая. Но общаться все же можно. Более того, с огромной точностью мы будем знать, что произойдет.
– Почему это?
– Потому, что это Сверхсущество. Это оно что-то решает сделать, а мы, получив указание, уверены, что сами додумались, нас осенила идея, и вот нечто затеваем новое… к примеру, научно-техническую революцию. Или сексуальную. Или начинаем движение за полную открытость чувств и мыслей.
Он нахмурился, покачал головой:
– Что-то мне в этой идее не нравится…
– Мне тоже, – признался я, – но логика говорит, что…
Я умолк, глаза мои уперли взгляд в точку на стене. Кириченко повозился, спросил тихонько:
– Шо, идея?
Я ответил шепотом:
– Она самая… ты прав, не Сверхсущество что-то придумывает, а мы! Но еще не мы, а кто-то один додумывается, но у него это может быть только промелькнувшая мысль, о которой тут же забудет, а Сверхсущество ничего не забывает, ничего не теряет, все анализирует… и все удачное тут же транслирует нам, микросуществам, человекомуравейчикам! Не все, понятно, улавливают, таких чутких единицы, но достаточно и одного понявшего, он как раз и поднимает волну, а затем подключается и все человечество. Так что ты прав, это не Сверхсущество делает открытия, а мы!..
Он сказал стеснительно:
– Шеф, это ты придумал, а не я. Я что, только бурчал и выражал народное неудовольствие.
Я отмахнулся:
– Теперь какая разница, когда понятно, что мы с тобой – частицы Сверхсущества. Великого и бессмертного… ну, по нашим меркам. Только надо помнить, что у человека нет души, как говорят все религии. Но он существует одновременно здесь и… там, в Сверхсуществе. Мы, в смысле, существуем здесь и там. Или, говоря иначе, связаны непрерывной нитью, постоянно действующим каналом, и когда жизнь на земле обрывается, то продолжается там, уже в недрах Сверхсущества.
Он кивнул, сказал с облегчением:
– Никакого переселения душ, умерла так умерла! Это радует.
Я спросил:
– Чем?
– Научностью, – отпарировал он. – Я страсть как боюсь лженауки. И всяких там бессмертий душ.
Глава 6
Прошла неделя, мы все жадно просматривали новости, особенно те, что связаны как-то с акваторией Индийского океана, однако нигде и ничего не случалось, а затем произошло то, чего все боялись больше всего.
На мой адрес пришел лаконичный видеозвонок автоматического секретаря с лаконичным сообщением: «Финансирование прекращено». Все ходили как в воду опущенные, я объявил следующий день выходным, всем нужно прийти в себя от шока, а затем будем думать, что перестроить в своей работе, чтобы расходы снизить до минимума, но лабораторию пока не закрывать, тем временем подыскивать другие источники финансирования.
Энн предложила съездить навестить Кабанова, одного из основателей Фонда Милосердия, он сейчас болен и почти не покидает своей загородной резиденции. Мне было так хреново, что я готов был куда угодно, только бы не в лабораторию, только спросил насчет того, удобно ли к больному, меня же он не знает.
– Знает, – ответила она уверенно.
– Откуда?
– Во-первых, – обстоятельно начала она перечислять, деловито загибая пальчики, – я ему как-то о тебе говорила…
– Чего вдруг?
– Он же писатель, – объяснила она, – хоть и в прошлом… Или писатели не бывают в прошлом? В общем, поинтересовался, кто может встречаться с такой девушкой, как я, может быть это был комплимент, но я не поняла, обиделась и рассказала, какой ты замечательный. Он усомнился, пришлось долго тебя расхваливать…
Я возразил встревоженно:
– Тогда я к нему ни за что! Столкновение с грубой действительностью обидит глубоко его трепетную писучую душу, а не хочу быть душителем словесности.
Она замотала головой, ухватила меня за рукав:
– Я уже сообщила ему, что мы едем!
– Что ты наделала, – сказал я обреченно.
Машина пронеслась по Кутузовскому, свернула во двор и аккуратно встала на полупустую стоянку.
– Приехали, – сказала Энн. – Вон его подъезд.
– Не все перебежали за город, – пробормотал я.
– Старая закалка, – ответила она без улыбки. – Он из того времени, когда в центре жила элита, а за городом что-то там колосилось, мычало и кукарекало…
