права…
У меня едва не вырвалось, что пусть Эльвира и принимает, но, вообще-то, хватит с нее и того, что троих женщин влила в коллектив, ей дай волю, баб будет столько же, сколько и самцов, а нафига мне бардак вместо дружного и сплоченного коллектива?
– Пойдем взглянем, – согласился я.
На нижнем этаже, где у нас много чего интересного, несколько человек стоят у кофейного автомата, где среди сотни сортов натурального есть и десяток синтетических, и уже стало популярным пытаться угадать, что натуральное, а что нет.
А на стене напротив широкий экран, где герои нашли золотой клад и с радостным хохотом горстями захватывают кучи золотых монет и ссыпают обратно, а потом набивают вещевые мешки как монетами, так и подносами из чистого золота, слитками, кубками, после чего с легкостью забрасывают их за спины.
Кириченко наблюдал тоже с усмешкой, глаза весело щурились.
– Никто из нынешнего поколения, – сказал он, – не видел даже золотых ложек, потому и ляпы…
Подошедший Урланис фыркнул:
– Даже не удосуживаются мышцы напрячь, закряхтеть, понатужиться!
– Дык не знают, – вступился Люцифер. – Слышали только слово «золото». А то, что горсть золотых монет не всякому дано и поднять, в голову не приходит.
– Да еще такого размера, – добавил Кириченко. – Словно екатерининские пятаки! Золотые монеты всегда самые мелкие…
Я помалкивал, у нас полное единодушие, а это главная предпосылка для обмена информацией. Но для этого самого обмена необходимо объединение хотя бы на первом, начальном уровне, однако даже на такое решиться непросто.
Такие люди есть и всякий раз находятся снова, но все они быстро опускаются, впадают в депрессию. Видный ученый Червонцев образно сравнил их состояние с человеком прошлого десятилетия, которого лишили доступа к Интернету, или наших дедушек и бабушек, которым отрезали телевизионный кабель, да еще и прервали радиосвязь. То тем более обидно, когда видишь, что у всех вокруг есть Интернет, есть мобильники, есть радио…
– Где эти, – спросил я, – которые готовы влиться в наш сумасшедший коллектив?
На перекрестке, отступив в глубину парка, высится грузное здание Криоруса, восемь этажей вверх и двенадцать вниз. В подземных залах, где всегда ровно и тихо, спят тысячи замороженных в ожидании совершенной техники разморозки. Впрочем, некоторые заказали разморозить себя не сразу же, как станет доступна эта процедура, а намного позже, в определенное и точно указанное время.
Раньше, помню, здесь устраивались даже пикеты, часть населения приняла криогенику в штыки. Сейчас устаканилось, приутихло, только церковь все еще спонсирует митинги протеста и сидячие забастовки.
Ее возражения понятны даже ребенку. Полпроцента из числа духовенства хотят сперва неторопливо разобраться, как эта новинка соотносится с учением церкви, а вся остальная огромная и подавляющая числом масса в ужасе от потери доходов от отпеваний, похорон, обустройства кладбищ, да и потом все годы надо же покупать свечки и заказывать за деньги молебен за упокоение умерших родственников!
Это очень серьезные доходы, и церковь от них отказываться не намерена. Я вообще человек к Богу лояльный, но с церковью ничего не хочу иметь общего. Врача Сервета сожгли за то, что пытался научиться хирургии и делать операции людям, спасая им жизни. Этого взгляда церковь не изменила. Правда, хирурги теперь вторгаются в священное тело пациента с ножами и вносят изменения, но в остальном церковь всегда против. Против всего! Генетических исследований, зачатия в пробирке… как же. Раньше бесплодные шли к иконе чудодейственной и молили дать ребенка, платя священнику любые деньги, закладывая имения и фамильные драгоценности, а сейчас идут в институт искусственного оплодотворения. Так что крионика – не единственный прогресс, относительно чего церковь резко против…
Мой отец, на что уж старомодный человек, подписал договор с Криорусом, а мне так объяснил свой шаг: зная, что буду жить и после, потом, я продолжаю жить сейчас. Как? Я принимаю добавки и держу себя в хорошей форме, я работаю так, как не работают молодые ребята в моей профессии. В смысле, я выдаю продукции на-гора втрое больше. А то и вчетверо.
Гарантии? Какие гарантии? Садясь за руль машины и соблюдая все правила, не превышая скорость, у нас нет гарантии, что у тебя или кого-то еще не случится сбой в программе, и машина не выскочит на встречную и не ударится лоб в лоб с такой же…
Переходя улицу на зеленый свет, у нас нет гарантии что кто-то не собьет на полной скорости на грузовике. Даже выходя из дому, у нас нет гарантии, что на голову не рухнет сосулька, а летом – цветочный горшок.
Мы вообще живем в мире без всяких гарантий, когда-то это покажется потомкам диким, но сейчас… живем, ибо другого не дано. Подписав договор с Криорусом, каждый получает шанс, а не гарантию. Но если отказаться от шанса, тогда да, зачем жить вообще, если очень скоро… а это действительно скоро!.. умрешь?
На проспекте машина вдруг резко замедлила ход, перешла в правый ряд и остановилась у бортика. Я не успел рот открыть, что за шуточки, как с тротуара сошла женщина в короткой красной юбочке, мне видно только длинные ноги изумительной формы, тонкую талию и четко прорисованную грудь под тонкой Т- майкой.
Автомобиль пискнул:
– Открыть?
– Спасибо, – съязвил я, – что хоть спросил!
Щелкнул замок, женщина открыла дверцу, наклонилась, заглядывая, я автоматически сперва посмотрел на полные сочные груди, кто на моем месте поступил бы иначе, затем охнул, поднял взгляд на смеющееся лицо.
– Эльвира!
Она, не спрашивая позволения, села рядом, от нее пахнуло морем, солнцем и здоровьем.
– Здравствуй, Гриш, – сказала она весело, – а ты возмужал за время моего отпуска… Можешь ехать. Нам минут двадцать по пути.
Автомобиль сдвинулся с места и на хорошей скорости вкатился в поток деловито спешащих в центр города машин.
– Эльвира, – сказал я, только для того, чтобы хоть что-то сказать, – ты ждала именно здесь… откуда знала, колись!
Она кивнула, на полных сочных губах проступила загадочная улыбка.
– Мне еще мама сказала, – объяснила она, – что ты из тех, кто добивается успеха. Да я и сама чувствовала, женщины такое спинным мозгом или еще чем-то чувствуют… Помнишь, я всех девчонок от тебя оттерла и тобой занималась достаточно… плотно?
– Но исчезла так внезапно, – пробормотал я.
Она наморщила нос:
– Это я, дура, усомнилась в себе. Начало казаться, что ошиблась, ты такой же, как и все, да еще и робкий какой-то, вялый, не активный. Это потом мне мама объясняла, что гении все такие, у них активность в другой плоскости, но я тогда не понимала. А когда прочла о тебе, твоем открытии, тогда и прибежала…
Автомобиль снова набрал скорость и выбрался из правого ряда, хотя и в левый не перебирается, идет на пониженной, будто прислушивается и не знает, что делать дальше.
– Прибежала? – пробормотал я. – Твое появление было… как цунами! Всех так тряхнуло…
– А тебя?
– Меня больше всех, – признался я. – До сих пор трясет.
– Я уже тогда поняла, – сообщила она подчеркнуто нейтрально, – что отныне буду твоей половиной.
Я покосился на нее, она все в той же королевской позе, красиво откинувшись на спинку, глаза чуть прищурены, на губах загадочная улыбка.
– Ну да, – сказал я сварливо, – так я тебе и дамся! Я таких боюсь.
– А куда ты денешься из моих когтей? – спросила она небрежно. – Тем более, когда ты теперь такой
