– Библию?
– Ее, – сказал Тангейзер, – как он только с собой в дорогу не взял, удивляюсь. Такой святоша… Вот смотри… Сейчас найду, сейчас… ага, вот это место!
Он указал пальцем на строчки, Вальтер проследил взглядом, сдвинул плечами.
– И что?
– Как что? – изумился Тангейзер. – Авраам имел детей от жены Сары и служанки Агари, Иаков женился на родных сестрах Рахили и Лие, а также на их служанках Валле и Зелфе…
Вальтер покачал головой.
– Вот чем ты доставал Константина? Знаешь, я могу тебе только повторить то же самое, что сказал он. И добавить, что давай лучше не говорить о Священном Писании, а то рассоримся, чувствую.
– Вальтер!
– Именно, – сказал Вальтер. – Мы читаем по-разному. И видим разное.
– Но здесь же все написано…
Вальтер тяжело вздохнул, за него ответил дотоле помалкивающий Карл:
– Как говорится, свинья грязь найдет. Ты видишь похоть и прелюбодеяние, но они лишь исполняли древнейший Завет Господа: плодитесь и размножайтесь!.. Женщина, не имеющая детей, считалась отверженной, проклятой Богом, пустоцветом… Господи, неужели и я в твоем возрасте был таким же?.. Нет, не верю. Да, похоть то и дело тревожила и смущала душу, но я устоял! Или это потому, что я – рыцарь, а ты – миннезингер?
Тангейзер отрезал уязвленно:
– Я рыцарь-миннезингер!
– Ну так и веди себя, – сказал Карл сурово, – как рыцарь!.. И вообще, ты слишком много думаешь о женщинах, тратишь на них последние деньги…
Тангейзер ответил весело:
– Женщина, даже самая бескорыстная, ценит в мужчине щедрость и широту натуры. Женщина поэтична, а что может быть прозаичнее скупости?..
Карл покачал головой.
– Смотри… Женщины нас разоряют больше, чем азартные игры.
Тангейзер сказал со вдохновением:
– Зато что они нам дают!.. Ведь поэт – существо легкое, крылатое и священное! Он может творить лишь тогда, когда сделается вдохновенным и исступленным, а рассудок… испарится на какое-то время напрочь. Ради того Господь и отнимает у них рассудок и делает своими слугами, божественными вещателями и пророками, чтобы остальные, слушая их, знали, что не они, лишенные рассудка, говорят столь драгоценные слова, а говорит сам Бог и через них подает свой голос.
Карл нахмурился.
– Вот это и есть то, что похуже безбожия. Богохульство! А я этого не потерплю.
– Карл! Где я богохулил?
– Одно дело, – сказал Карл, – не кланяться святыням, я сам такой, винюсь, другое – издеваться над ними! Господь никогда не будет говорить через тебя, Тангейзер!.. Ты слишком сластолюбив и падок на женщин, он такими пренебрегает.
Тангейзер возразил:
– Но если он заговорил даже валаамовой ослицей, то чем я хуже?
– Хуже, – отрезал Карл. – Ослица не грешна, а ты… ого, еще как!
Тангейзер сказал почти жалобно:
– Карл, но ведь занятия другими предметами основываются на изучении, наставлениях и науке, поэт же обладает своей мощью от природы! Он возбуждается силами своего ума и как бы исполняется божественного духа, разве не так?
– Не так, – отрезал Карл.
– Почему?
– В твоем случае не так, – уточнил Карл. – Нет в тебе божественного духа.
– А какой есть?
Опередив Карла, ответил Вальтер:
– Если и есть, то разве что сатанинский.
Тангейзер отпрыгнул от него с резвостью кота, попавшего лапами на горячую сковороду.
– Ты чего!
– А что, – сказал Вальтер хладнокровно. – Ваши речи, дорогой друг, разрушительны, как и речи Сатаны! А еще ваш образ жизни должен врага рода человеческого очень сильно радовать. Он уже потирает лапы и ждет вас в аду… Ты об этом не задумывался?
Тангейзер уже пришел в себя, покачал головой.
– Нет.
– Почему?
Он сдвинул плечами.
– Наверное, у меня еще много лет впереди, чтобы задуматься… когда-нибудь. А пока я поэт, мне задумываться просто противопоказано. Поэт должен быть немножко безумным!
– Меджнуном, – обронил Карл.
– Кем-кем?
– Безумцем, – пояснил Карл уже мирно. – Помешанным.
Тангейзер подумал, кивнул.
– Да, наверное.
На другой день он прочел эту бедуинскую легенду о юноше Кейсе, прозванном Меджнуном за его неистовую любовь к Лейле, вздыхал и охал над описанием их страданий, потому что их могущественные роды враждовали и не желали их брака, с замиранием сердца следил, как Меджнун тайком прокрадывался ночью к ее дому, чтобы поцеловать запертую дверь, а потом долго рыдал, читая, как Меджнун страдал от разлуки, как сходил с ума от тоски, как страдала Лейла, и как она умерла от горя и разлуки, и как Меджнун пришел на ее могилу, обнял земляной холмик и в рыданиях умер там, а его тело охраняли верные волки, с которыми он подружился в скитаниях по пустыне.
Карл и Константин затеяли спор о сути крестовых походов, Тангейзеру даже показалось, что друзья стараются отвлечь его, не в силах смотреть, как он рыдает и рвет на себе волосы, переживая за Меджнуна.
– Из всех походов, – с жаром доказывал Карл, – наш самый великий! И не говорите мне про Ричарда Львиное Сердце, что погубил всю армию, Иерусалим отвоевать не умел, бежал с позором и был пленен отцом нынешнего австрийского герцога и передан деду нашего императорского Величества, в плену которого и провел два года…
Константин кивнул.
– Помню-помню. Я бегал смотреть на него ребенком. Огромный и страшный…
– Ричард, вернувшись из плена, собрал огромную армию и повел ее не освобождать Иерусалим, как все ждали и надеялись, а войной на Францию, где вскоре и погиб, напав на замок своего же верного вассала, а вот наш император, отправившись в крестовый поход с крохотной армией… совершил просто чудо! Ричард Львиное Сердце и остальные короли переворачиваются в гробах от зависти!
Вальтер хмыкнул:
– Вряд ли.
– Почему? – спросил Тангейзер.
– Прозвище Львиное Сердце, – напомнил Вальтер, – король Ричард получил не за отвагу, как теперь могут подумать, а за звериную жестокость, с которой он вырезал население Акры! Саладин уже собрал выкуп, который потребовал Ричард за гражданское население Акры, но привезти не успел, и тогда Ричард велел вывести за город все население, а это две тысячи семьсот человек, и на глазах сарацин всех их велел заколоть!.. Были убиты старики, женщины, малые дети и даже младенцы. Для Ричарда всегда было важнее пролить как можно больше крови, картинно рассекать противников от головы и до седла, при виде чего все
