приятный цветок, – но лишь еще сильнее смутил Морин. Она смотрела на меня так, словно я говорил на иностранном языке.
– А анютины глазки? – спросила она.
– Здесь вы меня поймали, – признался я. Я понятия не имел, как выглядят анютины глазки. – Вот моя мать наверняка рассказала бы вам. Когда я в следующий раз увижу ее, обязательно спрошу.
– У матери, – мрачно произнесла Морин, и я счел за благо воздержаться от вопроса. Но он и не понадобился. – У меня нет матери.
– Соболезную.
– Она была, а потом умерла.
– Мне очень жаль.
– На самом деле это я ее убила. Несчастный случай. Я так думаю. Мы ругались. Вечно. А она сказала, что я только убиваю время, когда болтаюсь вокруг футбольных полей. Такое не пристало ее дочери. Потом у меня вдруг в руке оказался нож Потом все стало красным, как футболки “Арсенала”, или “Манчестера”, или “Барнсли”. Потом я попала сюда. Я думаю, все произошло так. Точно не помню. Простите. Мне, наверное, не надо было рассказывать.
– Наверное, не надо, – согласился я, и Морин понурилась – как и полагается человеку, приговоренному к справедливому наказанию.
Должен признаться, я и ей не поверил. Почему? Наверное, потому, что она слишком охотно рассказала, к тому же схематично и без намека на эмоции. Я понимал, что размышляю довольно наивно, но с другой стороны – настоящую матереубийцу наверняка бы заперли в более надежном месте, чем клиника Линсейда.
– Знаете что? Я посмотрю, нет ли в библиотеке книг по садоводству.
Я не помнил, есть ли такие книги. Если и да, то наверняка в книгах когда-то имелись иллюстрации. Теперь же их нет, а вероятность того, что там приведены словесные описания растений, ничтожна. Наверное, Морин почувствовала мои сомнения, потому что вдруг проговорила:
– Пожалуй, можно сейчас просто посадить семя, а потом подождать и посмотреть, что вырастет.
– Возможно, это выход.
– Но возможно, и нет, – сказала она.
Я согласился с ней. Когда я уходил, Морин выворачивала из клумбы огромные глыбы земли с такой яростью и целеустремленностью, словно копала могилу.
17
Не все мои встречи с пациентами проходили столь неформально. Иногда меня даже привлекали к работе в клинике. Линсейд решил продемонстрировать мне эффективность своей методики, и потому я, случалось, сидел в его кабинете и разглядывал пятна Роршаха[44]. Прежде я никогда их не видел. Разноцветные пятна были нарисованы на больших белых карточках. Я всегда считал, что для этой цели подойдут любые кляксы, но нет. В клинике имелось десять специальных наборов пятен, которые демонстрировались всем пациентам без исключения – чтобы, опять же, стандартизировать ответы.
Глядя на карточки, я изо всех сил старался не видеть никаких образов, но это оказалось почти невозможно. Я видел что угодно: и кроликов, и насекомых, и демонов. Я не стал забивать себе голову догадками, что это значит, и, уж конечно, не собирался говорить об этом Линсейду. Да и вряд ли он заинтересовался бы. Не меня ведь изучали.
– Я хочу, чтобы вы прослушали одну запись, – сказал он как-то и вставил кассету в маленький магнитофон.
Голос Линсейда – на этот раз высокий, с металлическими нотками – назвал время и дату (несколькими месяцами ранее) и сообщил, что собирается провести беседу с Максом – человеком, которого я записал в местные пьянчуги.
– Просто из любопытства, – спросил я, – откуда Макс берет спиртное?
– Алкоголик всегда найдет бутылку, – загадочно ответил Линсейд.
Затем Линсейд из магнитофона произнес:
– Сейчас я показываю Максу первую карточку с пятнами. Макс, что вы видите?
Язык у Макса заплетался:
– Паука вижу. Ну, может, это не совсем паук, может, это айсберг, или автомобильная авария, или два парня бьются на мечах, или небольшой взрыв на фабрике пиротехники, или орган, но не церковный и не электронный орган, а внутренний орган, селезенка там, или поджелудочная железа, или что-то вроде того.
Линсейд слушал запись с таким видом, словно то был самый трагический диалог в мировой драматургии.
– Еще вижу поле для гольфа, – продолжал голос Макса, – пещеру, порванную обивку, боксерские перчатки, проколотую шину, кусок дерева, трактор с плугом, отпечатки пальцев, какую-то шляпу, терку для сыра, старый ламповый приемник изнутри, карбюратор, орхидею, сиамских близнецов, человека со свадебным тортом.
Линсейд из магнитофона спросил:
– Вы действительно видите все эти вещи, Макс?
– Да. А вы разве нет? – ответил Макс.
– Нет, – сказал Линсейд в магнитофоне. – Честно говоря, не вижу.
