мне, чтобы переночевать.
В Жорином кабинете я села на стул у окна, Жора восседал за своим столом, а напротив посадили Максима. Он испуганно смотрел на нас большими черными глазами, в которых была какая-то недетская усталость. И не было юношеского огня. Глаза были какими-то потухшими.
– Ну, уважаемый, как же ваша фамилия? – спросил Жора.
Парень молчал.
– Ты что, хочешь, чтобы с тобой по-другому поговорили, что ли? Говори фамилию!
– Веткин… Максим Николаевич, – тихо произнес пацан.
– Наркотиками давно балуешься?
– Каким наркотиками? – сделал Максим удивленное лицо. – О чем это вы?
– А ты не знаешь, о чем?
– Нет. Первый раз слышу.
– Ладно, хватит! – рявкнул Жора. – Побазарь еще тут у меня! Упеку на пятнадцать лет – будешь на зоне сказки рассказывать!
– За что?
– За то самое! Анжелу знал?
– Какую? Коринскую?
– Коринскую, Коринскую.
– Знал, конечно.
– Ты ее убил?
– Да вы что? – уставился на нас Максим. Теперь страх в его глазах стал совсем подлинным и огромным.
– А кто же? Тебя же видели вчера там!
– Кто?
– Кто, кто! Свидетели, вот кто! Так что ты давай, думай, как признание писать будешь.
– Но… меня не могли там видеть, они все врут, ваши свидетели!
– А ты подумай, кому больше поверят: тебе, наркоману сраному, или добропорядочным гражданам?
Никаких свидетелей, конечно, не было. Просто Жора брал сопляка на пушку.
Максим облизнул пересохшие губы.
– Но я… правда, не убивал. Честное слово! Я даже не был у нее. Вернее… Я пришел вечером, когда ее уже… Мне соседка сказала, что Анжелу убили. Спросите у нее!
– К сожалению, уважаемый, это еще ничего не доказывает. Ты мог убить ее днем, а вечером просто вернуться туда с понтом, мол, ничего не знаю, ничего не ведаю.
– Да нет же, вот я вам клянусь как перед богом, что это не я! Зачем мне убивать Анжелу?
Жора оставил последний вопрос мальчишки без внимания и спросил в свою очередь:
– А чего это ты на бога ссылаешься? Верующий, что ль?
Пацан кивнул.
– Вот видишь! А у нее библию нашли. И распятие. Может, это ты ей и подложил? Убил – и подложил.
– Но зачем?
– Как зачем? Ты же наркоман. А наркоманы – они все с прибабахом. Вот и распятие появилось.
– Да нет же, нет! – простонал Максим. – Ну как мне вам доказать?
– Да что ты собрался доказывать? Тебе как раз этого не надо. Это мне нужно доказать, что ты убил Анжелу. Вот ты у меня посидишь без своего зелья пару дней, а потом во всем признаешься!
Последнее замечание повергло мальчишку в отчаяние.
– Я не выдержу! – прошептал он.
– Значит, сдохнешь, – безжалостно сказал Жора. – Ты все равно скоро сдохнешь. Не сейчас, так через пяток лет. Какая разница?
Я не ожидала от Жоры такой жестокости. Мне даже жалко стало Максима.
Жора вызвал охранника, и Максима увели в камеру.
– Ну вот, пусть посидит, – вытирая лоб, произнес Жора. – Одумается.
– Жор, а вдруг это не он? – неуверенно спросила я.
– Ты же мне сама твердила!
– Ну, я твердила, чтобы его проверить просто, убедиться. А зачем нам левое признание?
– Ладно, завтра видно будет, не переживай! Поехали домой. Да не волнуйся ты так, ничего с ним не случится до завтра. Будет на своем стоять – отпустим. Вызовем родителей, объясним ситуацию, настоим, чтобы отправили его на лечение. Все.
Мы поехали ко мне. Я была настолько подавлена всем увиденным за вечер, что безропотно позволила Жоре идти со мной. Но была очень вялой, так что даже Жора, несколько удивленный, быстро оставил меня в покое, и я уснула.
На следующий день Максим не признался. Вид он имел весьма печальный: глаза ввалились, лицо было бледным и исхудавшим. Жора помучил его еще немного, потом выматерил и дал пинка под зад, припугнув напоследок пожизненной каторгой.
– Ну, и что теперь делать? – грустно спросила я бывшего мужа.
– Как что? Начинать все сначала, – ответил Овсянников.
Я поехала на работу, а когда вернулась, то услышала, как надрывается мой телефон. Я схватила трубку и услышала Ольгин голос. Сестра что-то отчаянно кричала, прерывая свои крики бессильными постанываниями. Из всего этого набора звуков я смогла, наконец, уловить, что этот маленький кровопивец ее достал окончательно.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ОЛЬГА
Когда я приехала к себе, Колька был дома. Квартиру он мою, слава богу, спалить не успел. Но прокурил, как мне показалось, насквозь. И запах этот, кажется, впитался навечно в стены, в потолок, в одежду и постельное белье. Сам оторвяга сидел в кресле с ногами и докуривал последний вонючий окурок.
Я подлетела к нему и попыталась выхватить окурок.
– Все, тушу уже! – проворчал Колька.
– Откуда ты их набрал? – набросилась я на него.
– Настрелял, – ответил пацан.
Я схватилась за голову и принялась раскачиваться. Потом пришла немного в себя и заговорила, стараясь как можно четче произносить слова:
– Послушай, Коля! Сейчас я несу за тебя ответственность. Я отвечаю за твою безопасность. И от тебя в очень большой степени зависит, окончится ли все благополучно или нет. А ты вместо того, чтобы мне помогать, вставляешь палки в колеса. Тебе что, безразлична твоя судьба?
– Нет, – помотал головой Колька-Окурок.
– Тогда почему ты все делаешь мне назло? Где ты шатался? Ты же только сейчас пришел! Да-да, не удивляйся! Я же вижу, что на твоих ботинках свежая грязь. Когда мы с Полиной привезли тебя домой, грязи на твоих башмаках не было. И этих окурков у тебя тоже не было. Куда ты выходил и зачем?
Колька потупился, потом поднял голову и сказал:
– Курить очень хотелось. Прямо до дрожи.
– Господи! Да неужели нельзя победить в себе эту привычку? Ведь достаточно одного только усилия воли – и ты избавишься от этой зависимости!
Колька очень выразительно посмотрел на бутылку из-под бабушкиной наливки, которую мы так и не убрали с балкона… и я сразу же захлопнула рот.
Потом задумалась над Колькиными словами, и меня начали терзать противоречивые чувства. С одной стороны, я понимала, что в Колькином намеке есть рациональное зерно. В самом деле, мне без наливочки и прочих вкусных напитков ох как тяжело! Но с другой – это совсем другое. И вообще… не его это сопливое дело!
Так я и сказала пацану:
