– Не твое дело! Ты еще ребенок! Успеешь всяких пакостей нахвататься.
Колька надулся, а я продолжала:
– И зачем ты ходишь по улицам, светишься? Не хватало еще, чтобы тебя кто заметил! И приперся сюда! Мне, думаешь, нужен лишний геморрой? – я просто удивлялась, откуда я знаю такие слова, и злилась на саму себя, а злость выплескивала на Кольку. – Ты что мне нервы треплешь? Ты что о себе возомнил? Что я буду всю жизнь с тобой возиться? Нет уж, милый мой! У меня своих проблем хватает! – разбушевалась я не на шутку. Просто сама себя не узнавала. И тут же начала об этом жалеть, когда увидела, как потемнели глаза мальчишки.
Тогда я перевела дух, присела на диван и принялась теребить край подушки. Колька исподлобья смотрел на меня.
– Ну ладно, – вымолвила я наконец. – Пойдем лучше есть.
Обрадовавшись, что спасительный выход найден, я поднялась и пошла в кухню, радуясь, что уберегусь там от насупленного мальчишеского взгляда.
Я быстро разогрела борщ в маленькой кастрюльке и отварила сосиски с вермишелью. Настроение мое значительно улучшилось, и я решила помириться с Колей и впредь постараться не конфликтовать с ним. Даже не повышать голос.
– Коля! – бодрым голосом крикнула я в комнату. – Обедать идем.
Никто не отозвался. Может, он не расслышал?
– Коля! – еще раз позвала я. – Ну хватит дуться, пошли!
Ох, наверное, сильно обиделся. Плачет, поди, сидит… Нужно пойти и попросить прощения.
Войдя в зал со скорбным, виноватым выражением лица, я вдруг обнаружила, что зал пуст! Я прошла в спальню, но и там никого не было.
Бегом кинувшись на балкон и убедившись, что и там никого нет, я высунулась в окно, и сердце мое чуть не выскочило: по пожарной лестнице ловко, как маленький зверек, спускался Колька. Я видела, как дрожит его лохматая макушка и мелькают руки-ноги.
– Коля! – взвизгнула я от страха. – Немедленно вернись!
Пацан поднял голову, увидел меня и еще быстрее заработал конечностями. Через пару секунд он спрыгнул на асфальт и побежал мимо стоящей возле подъезда темно-вишневой «девятки».
– Ко-о-оля! – в отчаянии крикнула я в последний раз и бессильно сползла с подоконника, закрывая лицо руками и сотрясаясь в рыданиях. Господи! Теперь все, это уже точно конец! И меня убить за это мало!
Обвиняя себя во всех смертных грехах, я поднялась с пола и прошла в кухню, где еще оставался коньяк в бутылке, которую Колька так и не смог распечатать. Я открыла ее сама и плеснула полный стакан.
«Вот и пей теперь сама, сколько влезет! – точила я саму себя. – Хоть упейся тут – больше тебе никто не помешает! Скряга – пожалела для ребенка глоточек коньяка! Так тебе и надо!»
От самобичевания меня отвлек звонок в дверь. Я подумала, что, может быть, это Коля простил меня и решил вернуться и бросилась открывать, как всегда, не спросив, кто там?
Отперев дверь, я сразу же пожалела об этом: на пороге стояли два бугая из темно-вишневой «девятки», Эдик и еще один, те самые, которые шантажировали жену Семена. Господи! Они узнали, где я живу и теперь пришли меня убивать? Конечно, ведь это их «девятка» стоит во дворе, как я раньше не додумалась?
Один из парней крутил на пальце ключи от машины и очень мило улыбался. Эдик мрачно смотрел на меня.
– Где пацан? – хмуро спросил он.
– К-какой пацан? – заикаясь, спросила я.
– Ты нас тут не лечи! – подал голос второй и втолкнул меня в комнату так, что я упала на пол. Надо же, а такой на вид улыбчивый, доброжелательный! Как обманчива бывает внешность!
Эдик захлопнул дверь.
– Ну что, говори, где пацан? – сказал Эдик, хватая меня за горло. – Он около нас крутился возле кафе, и пленку наверняка он увел. Мы знаем, что он у тебя живет!
– Ах, вы про мальчика маленького такого говорите? – радостно спросила я. – Так его нет! – в этот момент я от души радовалась, что Коля ушел.
– Как – нет? – не понял Эдик. – А где он?
– Ушел куда-то. Совсем. И не сказал, куда.
– Чо ты нас лечишь? – взвыл второй парень, лексикон которого отличался бедностью и однообразием. – Давай живо говори, где пленка? – он попытался ткнуть меня носком ботинка в лицо.
– Позвольте, – защищаясь, спросила я, – какая пленка? Помнится, речь шла о мальчике. Так его здесь нет. Можете проверить.
Матерясь, Эдик со вторым парнем прошли в квартиру. Наглый друг Эдика тут же прошел в кухню, увидел на столе открытую бутылку коньяка и отхлебнул из нее так, что она сразу же опустела на половину. Это привело меня в бешенство, но своих чувств я не выдала. Потом он вернулся в комнату, и оба принялись осматривать ее. Совершая эти действия, они не заботились о сохранении порядка в моих комнатах: на пол летели вещи из шкафов, стулья, книжки…
– Подождите! – не выдержала я, увидев, как на пол полетел с гулким стуком трехтомник Пушкина. – Это уж слишком! Не думаете же вы, что мальчик спрятался между книгами?
– Мальчик-то нет, а вот пленку ты вполне могла там спрятать! – проговорил Эдик, продолжая освобождать книжные полки.
– Да объясните вы, наконец, о какой пленке идет речь? – взмолилась я, хотя прекрасно все понимала. – Я понятия не имею, о чем вы говорите!
Наверное, я настолько убедительно сыграла эту сцену, что Эдик с напарником переглянулись.
– Ты че, в натуре не знаешь? – озадаченно спросил Эдик.
Я отчаянно замотала головой.
– Нет. Честное слово, не знаю! Я и мальчика-то этого не знаю.
– А чего ж он у тебя жил? Мы его случайно в городе увидели, он со шпаной тусовался, проследили за ним, увидали, что он в этот подъезд зашел. Потом в окне его видели и поднялись. А ты говоришь, не знаешь его?
– Так он всего-то у меня денек побыл, вот и все! А сразу после того, как вы его в окошко увидели, он и ушел. По пожарной лестнице слез. Вот, смотрите! – я подбежала к окну и показала на пожарную лестницу. Оба амбала перегнулись вниз. В этот момент был бы очень хорошо сбросить их с окна, а потом вызвать милицию и сообщить, что двое неизвестных проникли в мою квартиру, угрожали мне, и в целях самообороны я, значит… Но я боялась, что у меня не хватит сил перекинуть их вниз.
Эдик с товарищем выпрямились и переглянулись.
– Вован, может, она в натуре правду говорит? – почесал в затылке Эдик.
– Может, – протянул Вован.
Оба посмотрели на меня. Я сложила руки на груди и закатила глаза, демонстрируя святую невинность.
Парни потоптались еще немного, потом взгляд Вована упал на фотографию, где были изображены мы с Полиной в юном возрасте.
– А это что за деваха? – тут же спросил он.
– Это моя сестра, – искренне ответила я.
Вован взял фотографию, перевернул и прочитал: Оля и Поля Снегиревы, 1989 год.
Эдик задумчиво поскреб затылок. Очевидно, после этой процедуры его мозги начинали работать гораздо лучше.
– Слушай, а он не к ней ли кинулся? – спросил Эдик неизвестно у кого.
– К сестре? – обернулся Вован. – А что ему к ней?
– Не знаю, не знаю, – думая о чем-то, протянул Эдик. – А ну-ка, скажи нам адрес своей сестренки! – обратился он ко мне.
– Зачем? – испуганно прошептала я. – Она его даже не знает! Она вообще тут ни при чем!
– А вот мы и разберемся, при чем или ни при чем! Давай, говори адрес!
Я молчала.
