чувствует мокрых штанов, только отмечает, что ему холодно.
Джек в прекрасном настроении. Ничто его не беспокоит. Солнце согревает кожу. Карманы ему старательно почистили, но Джек об этом не подозревает, потому что не помнит, что у него было что-то в карманах. Он не помнит, как его зовут, сколько ему лет и где он живет. Он просто сидит тут, смотрит на солнце и слушает шум проезжающих машин, звучащий в его ушах, как музыка.
Монс, запыхаясь, бежит от метро. Сегодня он проспал. На часах без четверти одиннадцать. Ноги болят. Что, если она уже ушла?
Нет, она сидит в кафе. Монс спешит к столику.
– Мы снова встретились? – изображает удивление Монс.
– Я как раз думала, куда ты подевался, – говорит Беа, наблюдая, как он прячет свои кривые ноги под стол.
Она заметила, что с ним что-то не так, только когда они в третий раз столкнулись в кафе, и удивилась, что не увидела этого раньше. Достаточно посмотреть, как Монс ходит, чтобы понять, что у него проблемы с ногами.
Беа новый знакомый нравится. С ним на удивление легко. Она даже начала воспринимать его как друга.
Интересно, как бы она отреагировала, скажи он, что каждый день приезжает сюда из Стуребю только для того, чтобы увидеть ее, что целыми днями сидит в кафе в надежде на встречу с ней, думает Монс? Что бы она сказала, узнав, что он живет только ради этих минут, проведенных вместе с ней? Что он написал не одну, а много песен о ней. Что он боится признаться ей в своих чувствах и услышать в ответ отказ или смех?
Но вместо этого он изображает психотерапевта. Слушает ее, поддерживает, утешает, как много раз в прошлом с другими женщинами, прежде чем они понимали, что он на самом деле к ним чувствует. А тогда они либо говорили «нет», либо издевательски смеялись над ним и исчезали. Бывало, что они переставали здороваться с ним, притворяясь, что никогда не были знакомы.
Монс боится ее потерять.
Лучше он будет ее другом, готовым всегда выслушать и поддержать, когда у нее проблемы с мужчинами, чем навсегда ее потеряет.
Он уже продумал все возможные варианты развития событий, чтобы защитить себя от разочарования.
– Чего ты не знаешь? – спрашивает она через какое-то время, когда они обсудили ее плохое настроение (она испытывает угрызения совести, потому что не перезвонила папе после отмены ужина).
Монс колеблется. Как он уже говорил, это долгая история, хотя и ее можно уложить в пару фраз для тех, у кого нет времени ее слушать.
– Верить во что? – изумляется Беа.
– Верить в людей.
– Во всех?
– Нет, в одного.
Он боится смотреть ей в глаза. Вместо этого разглядывает фото старика с заячьей губой на фотографии.
– Одного человека? Кого-то особенного?
– Пока не знаю.
– Но…
Монс в ярости вскакивает с места. Зачем она его расспрашивает? Копается в его душе? Пусть слушает кассету. Там есть ответы на все вопросы. Вся жизнь Монса как на ладони.
Очевидно, она даже не начинала ее слушать.
– Мне нужно идти, – резко бросает Монс и тянется к гитаре. – Нужно репетировать.
Он исчезает, прежде чем Беа успевает попрощаться. Какое-то время девушка сидит в недоумении. Потом пересаживается на свое старое место, подливает кофе, кивает Мирье (которая читает за стойкой «Ждем ребенка», прикрыв его журналом мод) и думает о том, что не знает ни его адреса, ни номера телефона. Но это нетрудно выяснить.
Беа берет газету, гадает, что из сказанного ею вызвало у него такую реакцию, рассеянно читает объявления о покупке и продаже домов и объявления о знакомстве.
Она сама отвечала на пару объявлений, но почти никогда не являлась на встречу. Однажды она даже сама дала объявление, но тоже не пошла на встречу.
Разумеется, она использовала фальшивое имя.
Однажды она долго говорила по телефону с мужчиной по имени Ерген. У него был приятный юный голос. Она даже пришла в бар в условленное время, но не отважилась подойти к нему. Вместо этого она сидела неподалеку и притворялась, что говорит по телефону.
Он выглядел старше тех лет, что назвал ей по телефону. И сложение его трудно было назвать спортивным. Но он выглядел милым, и Беа даже подумывала подойти и представиться, но что-то ее остановило. Кому захочется встречаться с воровкой? Можно, конечно, соврать, но рано или поздно правда выплывет наружу. Кому нужна женщина, постоянно страдающая от депрессии и приступов паники? С отцом-алкоголиком и без матери? Без друзей и знакомых?
Вот почему она поехала домой и сняла напряжение старым и удобным способом.
Взгляд ее привлекает объявление:
– Ты у нас уже была, да? – спрашивает коротко стриженная молодцеватая лесбиянка на входе. – Добро пожаловать снова!
Штамп на руку, и София в клубе. На этот раз она одета скромно: длинные брюки, черная футболка с короткими рукавами и блестящей надписью «Мадонна» на груди. На шее – образок Мадонны на серебряной цепочке.
В последнее время София много думала о Боге. Ходила в церкви, садилась на последнюю скамью, складывала ладони и молилась по нескольку часов подряд.
Закончив молитву, София долго еще вглядывалась в столетние своды в поисках ответа, пока церковный смотритель и священники бросали на нее любопытные взгляды. Под конец их пристальное внимание заставляло ее подняться и уйти прочь.
– Джин с тоником, – заказывает София гею за стойкой.
На самом деле ей пить не хочется, но неприлично просто так стоять у бара. Пусть уж у нее будет бокал в руках.
– Конечно, милочка! – отвечает гей, похожий на балеруна с коротко стриженными крашеными светлыми волосами и подведенными черным карандашом глазами.
Он быстро смешивает напиток и украшает розовым коктейльным зонтиком, чтобы поднять гостье настроение.
– Какая у тебя шикарная прическа, – говорит он, протягивая Софии бокал.
– Спасибо, – улыбается она в ответ и подносит бокал к губам.
София с бокалом идет в другой конец клуба и присаживается за столик.
Голова чешется под париком. Грудь съехала набок. И все остальные трансвеститы в клубе намного красивее ее. Каждое их движение полно элегантности. И они излучают такую уверенность, словно весь мир принадлежит им.
– Вначале всегда тяжело.
На диван рядом с ней опускается лесбиянка, встретившая ее у входа. Она расстегивает кожаную куртку и зажигает сигарету. У нее перерыв.
– Меня зовут Анника.
