Они бьют ее. Смеются над ней. Хватают за грудь. Растягивают ноги ремнями.
Тут за спиной раздается какой-то звук.
Беа стоит с железным прутом в руках, готовая обрушить его грабителям на голову.
– Пошли прочь, – говорит она, – или я разможжу вам череп.
Беа в ярости. Двое мужчин против одной беззащитной и к тому же связанной женщины – это несправедливо. Она их не боится. Она готова их убить.
– Да это же девчонка, – говорит один из грабителей.
Беа заносит прут и бьет его по ногам. Со стоном грабитель валится на пол. Приятель хватает его за шкирку и тащит прочь из спальни.
В следующее мгновение они исчезают, бросив свои спортивные сумки на месте преступления.
Беа запирает дверь и подпирает ручку стулом на случай, если они решат вернуться. Идет к Эвелин, убирает повязку с глаз, вынимает изо рта кляп, развязывает руки и ноги, укрывает ее одеялом, обнимает, говорит, что она соседка и что все закончилось. Успокоив Эвелин, звонит в полицию. Через пять минут квартира заполнена людьми в полицейской форме. У Эвелин истерика. Ее увозит «скорая» в психиатрическое отделение. Беа одной приходится отвечать на вопросы полицейских. Она описывает грабителей, сообщает, что видела на улице черный «мерседес» – по всей видимости, угнанный.
– Как вы оказались здесь в такой поздний час?
– Я работаю по ночам в газете и живу в квартире в одном из флигелей.
В доме нет флигелей.
– Я сразу поняла, что квартиру грабят, и, поскольку меня тоже однажды ограбили, я очень разозлилась и пошла за прутом.
– Гд е вы его взяли?
– Внизу в подвале.
На самом деле она открыла дверь в квартиру отмычкой; обнаружив, что ее опередили, решила, что воры могли избить Джека, и, чтобы защитить его, бросилась в подвал, вскрыла дверь и нашла железный прут.
– Можете назвать ваше полное имя и адрес?
– Конечно.
Она называет данные Эммы Фрис, журналистки в парике с выжженными отпечатками пальцев, выходит из дома Джека на улицу. В первом же переулке ее начинает тошнить.
Беа ловит такси и едет домой, где сразу бежит в душ и начинает яростно оттирать тело мочалкой. Потом принимает две таблетки собрила и ложится в кровать. Только тогда она вспоминает, что Джека не было дома.
Джек бродит по городу, разговаривает с фонарями и водосточными трубами, пьяницами и объявлениями на столбах, луной и солнцем и призрачными лицами прохожих, спрашивающих, все ли с ним в порядке. Одно из лиц принадлежит женщине. На ней какая-то форма. Может быть, школьная. Ему нравятся ее губы. Он тянется поцеловать их, но женщина уворачивается. Это что-то ему напоминает.
В следующее мгновение – или через пару лет – он лежит на белой кровати и разговаривает с ангелом. У ангела морщинка на лбу и странное ожерелье на шее, которое ему что-то напоминает. В памяти всплывает слово «стетоскоп», но он не может его выговорить. Джек улыбается ангелу. Ангел улыбается в ответ и пытается объяснить пациенту, что у него психоз.
Список дел на день:
1) вернуть деньги и кольцо Д. Нюстрему;
2) сказать Т. Бру, что я завязываю;
3) отдать папе письма.
Небольшой список, но каждый пункт свидетельствует о конце одного этапа ее жизни и начале другого.
Под первым номером самое легкое задание. Она кладет в плотный конверт деньги, к которым так и не прикоснулась, и обручальное кольцо, завернутое в салфетку.
Надевает кроссовки, перчатки, светлый парик, солнечные очки, старый плащ цвета беж, который только вчера постирала. Конверт Беа кладет в сумку. Смотрится в зеркало. Видит перед собой профессиональную воровку, решившую уйти на пенсию в тридцать два года, которая не может рассчитывать на государственное пособие. Вид у нее грустный.
Наверняка она будет скучать по работе. Может, даже начнется ломка, но все равно она решила, что больше никогда не будет воровать.
Выйдя из квартиры, Беа идет к дому 4 на улице Уппланд, вскрывает дверь в подъезд, пробирается к квартире и сует конверт в щель для почты. По пути на выход она чуть не врезается в мужчину средних лет, возвращающегося с утренней пробежки. Их глаза встречаются на долю секунды, и Беа сразу понимает, что это он.
– Ой, простите!
С молниеносной скоростью Беа скрывается за углом, заворачивает в боковую улочку, срывает с себя парик, очки и плащ, запихивает их в пластиковый пакет. Выйдя на большую улицу, выбрасывает пакет в мусорку и садится на автобус, чтобы выйти через пару остановок.
Пешком идет к Центральному вокзалу, спускается в метро и садится на поезд. Пора приступать ко второму номеру в списке.
– Завязать решила?
В уголовном мире нет ничего похожего на стабильную работу, социальные льготы, налоги или правила увольнения, но все же Беа решила его уведомить о своем решении.
Она кивает.
– Могу я спросить почему?
– Жизненный кризис.
– Что?
– Мне не нравится моя жизнь. Я хочу ее изменить.
Они изучающе смотрят друг на друга. Он явно только что из солярия. Странно, зачем ему это, когда солнце так слепит за окном. Может, он боится реальности? Проводя все время в подпольном мире преступников, просто боится выйти на солнечный свет?
– И что ты теперь собираешься делать?
Беа пожимает плечами:
– Возьму отпуск. Съезжу отдохнуть. Я очень устала.
Изнуренная работой воровка желает плавать среди кораллов, не думая ни о прошлом, ни о будущем.
– А счет?
Счет в иностранном банке, который он ей помог завести для укрытия ворованных денег.
– Уже закрыт.
Она перевела деньги на анонимный счет, а оттуда на десять других счетов, которые, в свою очередь, распределила по разным банкам.
– С тобой было приятно работать, Габриэлла.
– Взаимно, Т.
Никто по-прежнему не знает настоящего имени другого, но им это и не нужно.
На прощание Беа проводит рукой по его татуированному предплечью. Т. Бру с удивлением смотрит, как она исчезает за дверью.
В этот раз ему нет нужды следить за ней из окна.
С пустыми руками – на этот раз она ничего не купила – Беа садится на электричку до Эльвше, чтобы выполнить третий пункт списка. О своем приезде она не предупредила, чтобы отец не успел подготовиться к встрече. Это все только усложнит.
В сумке лежат письма, написанные за последние годы. Письма, которые она не отважилась послать. Они написаны в форме дневника, но адресованы отцу. Всего их штук семьдесят. На то, чтобы прочитать все, уйдет время.
Каспер лежит в кровати пьяный в хлам и жалеет сам себя, как вдруг на дорожке, ведущей
