Милое имя, резко контрастирующее с ее внешностью. Ей бы больше подошло Кикки, Неттан или Майсан.
– А меня – София.
– Хочешь сигарету?
София качает головой, гадая, что ей от нее нужно.
– Я всю жизнь чувствовала себя парнем, – говорит Анника, затягиваясь сигаретой, – но я никогда не хотела менять пол, а ты?
– Что?
София не привыкла к такой искренности. Она привыкла замалчивать серьезные вопросы, ходить вокруг да около, говорить эвфемизмами.
– А ты? – повторяет Анника.
Софии хочется сбежать.
– Я хочу поменять пол.
София отводит глаза. Анника кладет руку ей на колено, отчего София вздрагивает и отодвигается, думая, что не зря ее предупреждали: в клубах всем нужен только секс. Не важно, гетеросексуалы это или гомосексуалы.
Софии же хочется, чтобы ее обняли.
– Прости, – улавливает ее настроение Анника. – Я не хотела тебя напугать. Только хотела сказать, что считаю тебя очень привлекательной женщиной.
София не верит в комплименты.
– Я здесь чужая, – бормочет она. – Я не такая, как ты.
– А какая я? Какие все остальные?
На это у Софии нет ответа. И только поэтому она продолжает сидеть на диване.
– Я живу поблизости, – говорит Анника, гася сигарету. – Хочешь пойти ко мне выпить чаю? И я действительно имею в виду только чай. Здесь шумновато. Что скажешь?
София польщена. Давно никто не проявлял к ней такого внимания.
– Не знаю…
Анника берет ее за руку и тащит за собой на улицу, через площадь, в дом, в лифт, в квартиру и в кухню, где наливает ей кружку горячего чая.
– Где-то у меня были сухарики. – Анника роется в шкафу.
Она успела переодеться в джинсы, застиранную кофту и тапочки. И на носу у нее пара овальных очков, придающих ей милый и домашний вид. Теперь она совсем не похожа на охранника клуба.
Мягче, добрее, обычнее.
Как Анника.
– Давно ты в Стокгольме? – спрашивает она, выкладывая сухари на блюдо и доставая из холодильника джем.
– Пару месяцев.
София уже расслабилась.
– Потерпи немного. Скоро будет легче.
– Что будет легче?
– Все.
Они улыбаются, пьют чай с сухарями, сидят на диване в полутемной гостиной и обнимаются, пока София не говорит, что ей пора.
– Мы еще увидимся?
– Я не знаю.
– Можешь записать мой номер телефона.
– Спасибо.
Анника записывает на бумажке номер телефона и даже адрес с кодом домофона.
– Я не думаю, что я та, кто тебе нужен, – говорит София.
– Но ты же женщина.
– Не такая женщина, которая тебе нужна.
– Откуда ты знаешь, кто мне нужен?
София молчит. Анника гладит ее по щеке и просит взять такси. В городе много идиотов, способных причинить ей вред.
София садится в такси.
Шофер разглядывает ее в зеркало. Он многое повидал на этом свете, но трансвеститы – штука любопытная.
София его игнорирует. Она думает о Мирье.
– Если отсосешь – довезу бесплатно, – говорит шофер, останавливая машину.
У нее нет сил даже дать ему пощечину. София протягивает сотенную купюру и говорит, что сдачи не надо.
Эвелин спит, изнуренная бесплодными поисками Джека. Она искала его целый день, да еще и на больную голову: сказывалось вчерашнее похмелье. Ко всем прочим неприятностям добавились письменные жалобы соседей на шумную вечеринку. Эвелин не оставалось ничего другого, как швырнуть их в мусорку, выпить стакан молока, по второму разу обзвонить всех знакомых, чтобы узнать, не видели ли они Джека, и отправиться по тем местам, где он обычно бывает. Она боится самого страшного.
Что его избили, ограбили, убили и бросили тело в воду или отвезли на свалку.
Она еще не заявила о пропаже в полицию, потому что ей страшно. Но если он завтра не появится, придется это сделать.
Эвелин спит крепко и не слышит, как в скважине поворачивается ключ.
Входят двое мужчин. В свои неполные двадцать лет они уже закоренелые преступники. Обчистить сумасшедшего было проще простого. Теперь они рассчитывают, что и с квартирой проблем не будет.
Не включая свет, они на цыпочках проходят по коридору и заглядывают в спальню, откуда доносится дыхание Эвелин.
Первый грабитель снимает с лица шарф, другой вынимает из штанов ремень. Они подходят к кровати, переглядываются и начинают отсчет.
Раз, два, три… и во рту у нее платок. А руки обмотаны ремнем и привязаны к столбику кровати.
Разбуженная Эвелин, не успев сообразить, что происходит, получает удар в лицо и отключается.
Грабители завязывают ей глаза и потом лодыжки.
– Клевая телка. Будет чем развлечься, когда закончим, – усмехаются они.
Вся их юность прошла в детских домах и исправительных учреждениях. Они научились презирать себя и других, насиловать и быть изнасилованными, бить и получать удары, ширяться и загонять наркоту.
Грабители зажигают свет и начинают складывать все ценное в спортивные сумки. На улице их ждет только что угнанный «мерс» с десятью разными номерными знаками в багажнике, запасной канистрой и наркотой.
Через некоторое время Эвелин приходит в себя.
Открыв глаза, видит перед собой только пустоту. Пытается закричать, но мешает кляп во рту. Пробует вырваться, но ремни не пускают.
Эвелин слышит, как они передвигаются по дому, как переговариваются друг с другом. Она в панике, потому что понимает, что происходит и что может произойти следом.
Ее бросает в холодный пот. Она задыхается. Думает, что сейчас умрет. Потом успокаивается, говорит себе, что все это сон и что Джек лежит рядом, прошлого дня не было, ей все это приснилось.
Грабители входят в комнату:
– Что, тебе не терпится, крошка?
– Давно нас уже ждешь?
Эвелин пытается отстраниться, но они сдирают с нее пижаму, называют шлюхой, рассказывают, что собираются с ней сделать.
Сердце бешено бьется в груди. В крови бушует адреналин. Она извивается, как электрический угорь, пытается вырваться, пытается выплюнуть кляп и заорать.
