– Получается так, – согласился я.
– А при чем тут «Отличник»? – осведомился Чебоксаров.
– Какой «Отличник»? – не понял Полупан.
– Апрельцев, – пояснил полковник.
– Апрельцев следил за моей женой, – сообщил я. – Они тоже следили за ней. Видимо они решили, что Апрельцев следит за ними, и дали мне понять по телефону, что так будет с каждым.
– Все очень непонятно и запутано, – раздраженно проворчал Чебоксаров.
– Возможно, что ваш парень ничего ни у кого не воровал, – Федя вертел из волос сосульки. – Скорее всего, он просто что-то попутал. Вот смотрите, ему принесли комп, он его стал чинить и что-то не туда скачал, не то заменил или вообще случайно стер. Когда много машин в работе, всякое может быть. Эта информация, скорее всего, давно утеряна, и все жертвы – зряшные.
– Да что это за информация такая, из-за которой столько делов можно натворить? – воскликнул Полупан.
– Мало ли, – загадочно вымолвил Федя таким тоном, как будто ему приходилось встречать и не такое. – Мы теперь уже вряд ли что узнаем. Я вообще-то почти никогда ничего не записываю. У меня все в голове. С другой стороны, больше двух-трех компов в работе у меня сроду не было. Точнее было пару-тройку раз, штук по пять одновременно. И все хозяева торопят. А денежек-то охота заработать! Я тогда вел рабочие записи, чтобы не запариться. Наверное, он тоже что-то писал, но все это давным-давно сгорело.
У меня в голове что-то щелкнуло.
– Записи не сгорели, – сообщил я Феде. – Их таскала с собой эта Лена. Она на другой стороне рисовала. Бумагу экономила. А рисунки забыла у нас в офисе.
– Это про «пеньки» и «асусы»? – догадался он.
– Угу.
– За это ее и хлопнули. Где теперь эти рисунки?
– Я их выбросил.
– Зачем? – спросил Колька.
– Откуда я знал!
– Сам же говорил, что картинки красивые.
– Что теперь об этом говорить.
– Куда ты их выбросил?
– В корзину у себя в кабинете.
– Так они, наверное, там и лежат, – предположил полковник.
– Это было сто лет назад. Фая уже все давно отнесла на свалку.
– Дождешься от нее, – не поверил Спарыкин.
– А у меня она каждый день выкидывает, – встрял Чебоксаров.
– Вот видишь! Поехали, проверим.
– Поехали, – согласился я.
Макарыч тоже отправился с нами. Он сел ко мне, Спарыкин – к Кольке, остальные поехали каждый на своей.
Дворник у подъезда сдирал с земли одежду, обнажая ее беззащитное черное тело перед лицом свирепствующей вьюги. Я посмотрел на него подозрительно. Даже остановился. Никому нельзя верить. Хотя морда вроде та же, уже года два.
– Как ты думаешь, там они или нет, эти рисунки? – раза три спросил генерал, пока мы ехали. От возбуждения он раздувал ноздри.
Я не отвечал на его вопросы. Откуда я мог знать?
Рабочий день подошел к концу. Кроме охранника и уборщицы в офисе никого не было. Можно было подойти к Фае, которая мыла полы на первом этаже, и спросить, когда она опустошала мою корзину. Меня так и подмывало это сделать. Но я взял себя в руки, поздоровался и прошел наверх. Все остальные двинулись за мной. Мы как ехали по городу вереницей, так и поднялись – гуськом.
Я открыл дверь ключом и зажег свет. Потом подошел к столу. Корзина была полной. Рисунки лежали с самого верха. Я вдохнул полные легкие воздуха и сел в кресло. Вернее опять упал. Ноги подкосились.
– Они здесь, – сказал я и нагнулся под столешницу.
– Йес! – сказал Федя.
Я вытащил картинки и разложил на столе обратной стороной. Некоторые листы были исписаны очень сильно, на некоторых были нарисованы какие-то линии и цифры, другие почти не имели информации.
Федя собрал их в кучу и стал рассматривать.
– Это рабочие записи прогера и ремонтника компьютерной техники, – пробормотал он. – Надо разбираться. Здесь всё?
– Вроде, – я еще раз для порядка порылся в урне.
– Тогда я их сейчас отксерю и заберу. Мне надо с ними поработать. Поеду домой. Где у вас ксерокс?
– Давай, я размножу, – вызвался Чебоксаров. – Тебе обе стороны?
– Картинки не надо.
Чебоксаров ушел в бухгалтерию. Макарыч с полковником о чем-то трепались в полголоса. Полупан и Федя читали надписи, причем Полупан – с глупым видом.
Открылась дверь, и вошла Фая, гремя ведром и размахивая тряпкой.
– Сергей Леонидович, можно я уберусь у вас?
– Че, невтерпеж? Любопытство раздирает? Решила убраться в кои веки?
– Я каждый день убираюсь.
– Да что ты говоришь?! – заорал я. – Каждый день?! Может, и мусор из корзины каждый день выкидываешь?!
– Нет, мусор – два раза в неделю, – не моргнув глазом, соврала уборщица.
– А два раза в год, не хочешь?! Совсем охерела! Я месяц назад выкинул бумаги, так они до сих пор в урне лежат! Там у тебя уже скоро черви заведутся! Я тебя выгоню к чертовой матери!
Фая бросила тряпку в ведро, подняв кучу брызг, и сделала обиженное лицо.
– Просто у вас там редко бумаги бывают. Вот Николай Александрович, он всегда, когда работает, выкидывает очень много мусора. А у вас почти всегда пусто.
– Это не твое дело. Ты каждый день должна корзину очищать. Ясно тебе или нет?
– Ясно.
– Если ясно, то иди отсюда! Еще раз корзина будет полной, выгоню в два счета!
Уборщица покраснела и, пятясь задом, покинула комнату.
Все присутствующие смотрели на меня, как на больного.
– Тебе нужно было ей спасибо сказать, – возмутился генерал.
– Ты чего разорался? – поинтересовался Спарыкин.
Действительно.
– Сам не знаю. Нашло что-то.
После воплей мне легче не стало. Наоборот, затряслись руки. Показалось, что меня как-то все сразу застеснялись. И даже отодвинулись.
Вернулся Чебоксаров. Он держал в руках две стопки бумаг.
– Куда деть подлинники? – в воздух спросил он.
– Давай мне, – попросил я. – Теперь-то я с ними не расстанусь.
– Помнишь, – спросил у меня Колька. – Мы один шедевр вроде бы кому-то отдали?
– Точно, там была нарисована Лариса. Мы ей и отдали. Представляете, – заискивающе обратился я ко всем. – Баба просто сидела, ждала меня и от нечего делать набросала портрет секретарши. Между прочим, очень похоже. Она была талантливой.
– И где этот лист сейчас? – поинтересовался Федя.
– Там у Ларисы на столе в рамке в прихожей. Принеси, пожалуйста, – обратился я к Чебику.
Дальтоник ушел и почти сразу вернулся.
– Там его нет.
