– Как нет? Вчера еще стоял. Эта дура раскрасила портрет гелиевыми ручками.
– Ну вот, началось, – подключился к разговору полковник.
– Да точно – нет, – заверил всех Чебоксаров. – Рамка лежит пустая, а рисунка нет.
– Уперли, – предположил я.
– Факт, – согласился Федя. – Значит, там было что-то ценное.
– Главное, рамка на месте, а рисунка нет, – еще раз возмутился Чебоксаров.
– Тут действует целая банда, – догадался Полупан.
– Да подождите, вы, – перебил его Макарыч. – Нужно ей позвонить и узнать.
Я открыл записную книжку и нашел домашний номер Ларисы.
– Алло.
– Привет. Помнишь, мы отдали тебе рисунок, который нарисовала подружка Виталика?
– Да
– Ты куда его дела?
– А зачем вам? – игриво спросила она.
– Я буду дрочить на него тревожными зимними вечерами.
Я хотел, как обычно промолчать, но, все же, сказал. Зачем? Не знаю. Вырвалось. Лариса бросила трубку.
– На, теперь ты поговори, – передал я трубку Кольке.
Чебоксаров нажал повтор.
– Ларис… – успел сказать он, потом долго слушал. – Да не обращай внимания… Нам нужно знать, где этот портрет. Нужно… У тебя где? Дома? Хорошо, мы сейчас приедем.
– Она взяла его домой, – пояснил он нам после окончания разговора. – Нужно съездить забрать.
– Не обязательно, – высказался Федя. – Пусть просто продиктует, что там написано на обороте.
Чебоксаров опять взял в руки трубку.
– Лариса, посмотри, пожалуйста, там, на обороте есть какие-нибудь записи?
Последовала долгая пауза.
– Ясно. Я сейчас передам телефон человеку, продиктуй ему, пожалуйста.
Он перепоручил разговор Феде.
Я подсунул под руки парня лист бумаги и карандаш. Федя начал что-то чертить и задавать вопросы.
– Значит, я вас правильно понял? – спрашивал он. – В скобках написано: «сосед Лены»? Нет? А что в скобках? Под надписью «сосед Лены»? Так. «Винт». Так и написано, «винт»? Ясно. Да, это важно. Это – марка. Диктуйте по цифрам. Записал. На том конце стрелки такая же нумерация? Ясно. Значит, это – один и тот же винт… Это значит – процессор. На другом конце стрелки написано «контора»? Какая «контора»? Не сказано? Просто «контора». Так.
Он разговаривал минут пять, потом резюмировал:
– Есть зацепка. Существует какой-то сосед Лены. Он сдавал на ремонт компьютер. Что происходило дальше, я пока не знаю. Есть еще несколько фамилий и организаций. Я поеду домой, все проанализирую. По пути заскочу к Ларисе, заберу рисунок. Когда видишь записи наяву, как-то яснее мыслить. Кто знает ее адрес?
Я сказал, где она живет. Было непонятно, зачем Федя просил ее диктовать, если все равно собрался заехать.
Спарыкин и Полупан сообщили, что поедут в УВД и будут на связи до двенадцати ночи, потом опять с семи утра. Спарыкин сказал, что попробует поставить мой телефон на прослушку.
– Теперь уже, конечно, время позднее, – посетовал он. – Но я подниму кое-какие связи. Если мне это удастся, я тебе сообщу. В том случае, если они позвонят до того, как мы к твоему телефону подключимся, сразу сообщи мне.
– У меня в ФСБ есть один знакомый специалист по переговорам, – вставил Макарыч. – Если нужно, то я его сдерну с места.
– Пусть будет наготове, – согласился Спарыкин и обратился ко мне. – Будем предпринимать какие- нибудь официальные шаги?
– Нет! – почти крикнул я. – Никакого официоза. И у меня ко всем просьба! Ничего не предпринимать. Они ясно сказали, что если заметят какое-то движение, ментов или слежку, то моей дочери – хана. У них глаза и уши.
– Они позвонят или сегодня поздно вечером, или завтра рано утром, – предположил Полупан. – До этого неплохо было бы выяснить, с кем мы имеем дело.
– И что им надо, – добавил Чебоксаров.
Менты ушли.
– Поехали домой, – сказал генерал
– Поехали, – согласился Колька.
Мы спустились в зиму.
– Если хочешь, – предложил Дальтоник. – Я поеду с тобой. Побуду рядом.
«На кой черт ты мне нужен?», – хотел сказать я, но промолчал.
Мое молчание Чебоксаров воспринял, как согласие.
– Давайте, ко мне в машину, – он нажал на пульт сигнализации.
– Нет, ко мне. Я сам поведу, тем более что я тебе должен.
– Да брось ты.
– Ничего не брось.
Мы все залезли ко мне в «тойоту». Макарыч сел спереди, Колька на заднее сиденье. Всю дорогу никто не проронил ни слова.
В тамбуре до сих пор пахло дорогими женскими духами. Или снова. Может, Макарыч уже отдал Белле ключ?
Генерал ушел к себе. Его встречала Пуля. Нас никто не встречал. Мы прошли в зал и включили домашний кинотеатр. На первом канале наш губернатор открывал сельскую библиотеку, на втором он же раздавал инвалидам и участникам войны автомобили «Ока». На третьем – глава какого-то района с воодушевлением рассказывал о том, как губернатор помогает ему газифицировать деревню. Несколько восторженных сельчан служили подтверждением его слов. На четвертом – приглашенный из Москвы журналист рассказывал о связях Пичугина с Аль–Каидой. Короче, ничего интересного.
Колька пошел на кухню готовить ужин. А я отправился в кабинет, разложил на полу рисунки Лены и снова стал на них смотреть. Вот ворота, в них въезжает автомобиль «ГАЗ», вот часы на стене, вот деревья. Зима. Рядом я разложил портреты принцесс.
А если они позвонят на домашний? Нужно спросить у Спарыкина, не сможет ли он поставить на прослушку два телефона?
Колька крикнул, что ужин готов. В дверь постучали. Это мог быть только Макарыч.
– Мой парень в ФСБ сказал, – сообщил генерал, – что если они позвонят, то ты должен в первую очередь попросить, чтобы они доказали, что твоя дочь все еще жива.
– А что есть вероятность… – я побоялся закончить предложение.
– Да нет, просто такой порядок. Начало торговли. Пусть дадут ей трубку, пусть она скажет пару слов. Это самое лучшее, или видеозапись со свежей газетой. Короче, прежде чем разговаривать с ними, пусть они ее покажут. И еще, делай вид, что ты знаешь, о чем речь. Пусть они думают, что та вещь у тебя. Парень, несмотря на Новый Год, согласился все бросить и приехать по мере необходимости.
Потом мы все вместе поужинали. Чебоксаров приготовил очень вкусное мясо. Макарыч не торопился, значит, Беллы у него не было.
Потом они с «Дальтоником» смотрели телевизор, а я часов до трех лежал на диване с открытыми глазами.
Никто так и не позвонил.
