– Что вы с ней сделали? – закричал я.
– Человеческие существа вообще изменчивы, – пожала плечами предводительница. – Мало что в них остается постоянным. Ты – глупец, потому что принимаешь образ, оставшийся в твоих воспоминаниях, за живого, реального человека. Так не бывает!
– Что вы с ней сделали? – взмолился я.
– Самым лучшим для тебя было бы совсем забыть о ней, – ответила Вьерна, продолжая играть с ножом: установила на пальце кончик лезвия и старалась удержать его вертикально. – Послушайся моего совета. Она уже не достойна спасения.
Я забился в своих путах, как связанное животное, почувствовавшее приближение своей последней минуты.
– Какой ты свирепый раб! – насмешливо заметила Вьерна.
В отчаянии от собственной беспомощности я откинулся на спину.
Вьерна начала играть лезвием ножа у самого моего лица. Время от времени я ощущал холод стали.
– Талена собственноручно написала послание своему отцу, Марленусу, великому убару, – продолжала Вьерна.
Я молчал.
– Разве тебе не интересно узнать, что говорится в этом послании?
Я почувствовал лезвие ножа у самого горла.
– В нем она просит отца заплатить за ее освобождение, выкупить ее.
Я невольно закрыл глаза.
– Только рабы просят, чтобы их выкупили, – стучал в мое сознание голос Вьерны.
То, что она говорила, было правдой. Мне вспомнилось, как в пага-таверне девушка Тана просила, чтобы я выкупил ее. Поступая так, она как бы признавала себя рабыней.
– Марленус разорвал это послание в клочья и швырнул в огонь, – продолжала Вьерна.
Я внимательно посмотрел на нее.
– После этого он и его люди ушли из леса.
– Марленус ушел? – удивленно спросил я.
– Он вернулся в Ар, – кивнула Вьерна.
– Это правда, – обернувшись ко мне, подтвердила Мира, занимавшаяся какими-то своими делами в двух агах от нас. – Я лично передала Марленусу послание и своими глазами видела, как они свернули лагерь и, подняв тарное в воздух, улетели по направлению к Ару.
Мира, как и многие из женщин-пантер, была довольно красива, но ее красота была не по-женски грубой, в ней чувствовалась какая-то жестокость.
– Не могу поверить, что Марленус ушел, – пробормотал я.
– Своими собственными глазами видела, как они покинули эти леса, – заверила Мира.
– Расскажи, что ты еще видела, – предложила ей Вьерна, – до того, как они оставили лагерь и поднялись в воздух.
– Я видела, как Марленус взял в одну руку меч, а в другую – свой медальон убара и во всеуслышание объявил, что он отказывается от своей дочери.
Я раскрыл рот от удивления.
– Так что, – рассмеялась Вьерна, – согласно воинским традициям и законам города Ара, Талена больше не является дочерью и даже родственницей Марленуса.
Я был поражен до глубины души.
Действительно, в соответствии с незыблемыми традициями, распространенными как в касте воинов, так и в жизни города в целом, Талена больше не являлась дочерью Марленуса. Ей было отказано в доме, и с этого момента по закону и в глазах всех гориан она не состояла в родственных отношениях со своим прежним семейством, с родом Марленуса. Теперь у нее вообще не оставалось родства; она стала безродной, совершенно одинокой, настоящей рабыней.
Из самой желанной женщины Гора она в одно мгновение превратилась в ничто, в пустое место.
– Талена знает об этом? – спросил я.
– Конечно, – ответила Вьерна. – Мы немедленно поставили ее в известность.
– Какая трогательная забота, – язвительно заметил я.
– Но перед этим как следует заткнули ей рот, – добавила Вьерна, – чтобы она не переполошила весь лес своими истошными воплями.
– И она не захотела получить какие-нибудь доказательства? – поинтересовался я.
– Ну почему же? Захотела и даже получила. – Вьерна рассмеялась. – Мы заранее составили соответствующий указ, который теперь скреплен личной печатью Марленуса. Документы, официально удостоверяющие отречение Марленуса, заверенные им самим и председателем Городского Совета Ара, скоро разошлют во все горианские города.
– Один экземпляр указа уже вывешен на доске объявлений в Лаурисе, – добавила Мира.
